– Боюсь, вы правы, – согласился Йоркас, не так азартно настроенный, как его собеседник. – Помню, в две тысячи десятом какой был скандал, когда все на него ставили, а он так неудачно навернулся!

– Ой, да, это было нечто! – подхватила Лейла. – Моего папу тогда чуть удар не хватил, он сто-о-олько проиграл! Кстати, Дарья, просвети нас, ты же наверняка знаешь, что тогда такое случилось? Кто говорил, что его подкупили, кто – будто он не выспался…

– Да это сам Феотоки и говорил, что не выспался, – вмешался Аристидис. – Сразу после бегов, в интервью.

– Это как-то банально! – наморщив нос, сказала Марфа, хорошенькая белокурая аспирантка, писавшая диссертацию под руководством Контоглу.

– Банально, но так и было. – Дарья улыбнулась. – Он правда тогда сильно не выспался, спал, наверное, часа два всего. Так получилось, разговоры всякие… – Тут она умолкла. Все-таки не стоило вдаваться в подробности, с кем и о чем он разговаривал. Ведь это она тогда заболтала Василия – точнее, они заболтали друг друга: именно в ту ночь они объяснились в любви… Но не рассказывать же об этом на публику!

– Разговоры всю ночь? – удивилась Лейла.

– А что такого? – Эванна засмеялась. – Для «сов» в самый раз!

– Да, у меня внук тоже каждый день в пять утра ложится! – Тетя Вера вздохнула. – У него своя компьютерная химия, Бог знает, что такое, я в этом не разбираюсь…

– Все-таки это легкомысленно, – заявила Лейла. – Я имею в виду – болтать всю ночь, когда назавтра такой ответственный день и надо быть в форме!

– Это смотря о чем болтать, – вдруг подал голос Алхимик.

Дарья краем глаза заметила, что он наблюдает за ней, и слегка смутилась. Но не успела она еще сообразить с ответом, как в беседу вмешался Мишель Перье:

– Да ладно вам! Не знаю, как у вас, а у нас выражение «ночные разговоры» обычно служит символическим обозначением куда более захватывающего времяпровождения. – Француз весело посмотрел на Дарью. – Не сочтите за бестактность, госпожа Феотоки! Просто очевидно, что такая женщина, как вы, способна заставить забыть обо всем на свете, даже об очень важном! Так что это чистой воды комплимент, и скажу без лести: вашему супругу очень повезло!

Дарья залилась румянцем.

– О, галлы! – София воздела глаза к потолку. – Вы вечно об одном!

– Что же удивительного? Любовь и есть символ вечности, – заметил Йоркас. – Говорят, там нас ожидает экстаз божественного эроса…

– Экстаз адского пламени вас там ожидает, – проворчала тетя Вера преувеличенно сердито. – Вечно вы, мужики, всё сведете к одному…

– Но нельзя же сказать, что это маловажно! – возразил Аристидис. – Если б не оно, род человеческий прекратился бы!

– Благодетели вы наши! – воскликнула София. – А вы не находите, что мы уже засиделись?

– Твоя правда, – согласился Контоглу, бросив взгляд на часы, и встал: «французский» поворот беседы с Дарьей в главной роли, кажется, не доставил ему удовольствия.

Все поспешно опрокинули в себя остатки чая из кружек и, поднявшись, устремились к вешалке за халатами. Возникла некоторая толкотня, Дарья решила подождать и стояла, опершись на спинку стула. Щеки у нее еще горели. А если кто-нибудь и правда решил, что той ночью они с Василем не разговаривали, а… «Но вообще-то что в этом такого?.. То есть для них в этом нет ничего такого, – поправилась она. – Тут ведь, наверное, почти никто не считает, что до брака нельзя…» Ей не пришло в голову, что коллеги просто не знают или не помнят, что в то время они с Василием еще не поженились, и потому в реплике француза в любом случае не было ничего неприличного. Она вспомнила, как смутилась в тот вечер, когда Евстолия предложила остаться у них переночевать. Ей тогда на миг представилось… Ох, чего ей только тогда не представилось, хотя она, конечно, тут же одернула себя, рассудив, что бесстыдно думает «неизвестно о чем», а Василию и в голову не придет ничего такого… Ему и не пришло. Несмотря на признание в любви, он даже не поцеловал ее в ту ночь. Только держал за руку, смотрел в глаза и улыбался… А ей ничего и не надо было другого. Возможно, он боялся ее смутить, ведь она вошла в его дом еще как послушница. Впервые поцеловались они при следующей встрече; Дарья к тому моменту уже объявила игуменье, что не чувствует призвания к монашеству и думает вернуться к светской жизни. А в ту ночь были только разговоры, разговоры… и радость обретения одновременно друга и любимого наполняла жизнь светом, танцевала в душе солнечными зайчиками. В какой момент этот свет померк, подернувшись дымкой странной тоски, которая погнала ее от мирной домашней жизни сюда, к чужим людям с незнакомыми ей интересами?..