Сын польского повстанца, сосланного в Красноярск, он с десятилетнего возраста жил с матерью в Барнауле. Окончив городское училище, затем учительскую семинарию, Пиотровский стал работать народным учителем в селе Зайцеве Барнаульского уезда.

Еще до Октябрьской революции на страницах газеты «Жизнь Алтая» изредка печатались его лирические стихи и маленькие рассказы из жизни начальной школы.

В 1920 году Пиотровский вернулся в Барнаул. Из родных у него оставалась только мать-старушка, обожавшая своего единственного сына. Он преподавал литературу и русский язык в средней школе, расположенной в дачной местности за рекой Барнаулкой, в одном из зданий бывшего женского монастыря.

В 1922 году Александра Степановича избрали секретарем Алтайского губернского отдела Союза работников просвещения. Моя членская книжка, сохранившаяся до сего дня, заполнена его рукой 1 декабря 1922 года.

Но Пиотровского не привлекала эта выборная должность, тянуло к творчеству и в следующем году он принял заведование литературно-художественным отделом редакции газеты «Красный Алтай». Здесь его постоянно окружали начинающие литераторы. Он был щедр на добрые советы и мог безошибочно угадывать ростки таланта.

Квартира Пиотровского была тесной и бедной. Но, входя в нее, люди окунались в какую-то особенную атмосферу. На стенах комнаты – три-четыре репродукции с картин Левитана, Поленова, Васильева; на столике – изящно оформленные портреты Чехова, Бунина, Есенина; на этажерке стояли аккуратно переплетенные томики стихотворений любимых поэтов – Фета, Тютчева, Блока. А над кроватью, за ковриком, заткнуто диковинное перо какой-то птицы и веточка вербы с распустившимися почками…

Я дружил с Александром Степановичем около двенадцати лет и поэтому вблизи наблюдал его личную жизнь и литературно-общественную работу.

За консультацией к нему, чуткому ценителю искусства, часто обращались актеры и режиссеры, скульпторы и живописцы, поэты и прозаики. Они откровенно делились с ним своими творческими замыслами и просили совета. Он никому не отказывал в помощи, но при этом всегда подчеркивал:

– Мне так кажется… Ну, а там – как хотите. Автору виднее.

Помню, Анна Караваева, начинавшая свою литературную деятельность в «Красном Алтае», нередко просила Пиотровского «просмотреть» написанные ею произведения. Первая ее крупная повесть «Флигель», опубликованная в «Сибирских огнях» в 1923 году, предварительно прошла через руки Пиотровского, равно как и ее первые стихи. Анна Александровна допытывалась:

– Александр Степанович, почему у меня так не выходит, как у вас, – лаконично, емко?..

Смущаясь, он отвечал:

– Да… как сказать? Я просто не умею писать длинно. Длинные стихи без глубокой мысли плохо ложатся в голову. Читателю трудно одолевать их.

Основное содержание его немногих стихотворений – лирические пейзажи, овеянные романтическими, едва ощутимыми настроениями. В предельно кратко нарисованных и, казалось бы, самодовлеющих пейзажах поэт находит свой поворот темы, и стихотворение приобретает неожиданно волнующий «общечеловеческий» смысл. Помню, меня поразили строгие прозрачно-ясные строки из его «Ледохода».

Там с крутояра – чернозема
Над зеркалами мутных вод,
Среди березника у дома,
Старик глядит на ледоход.
Реки ломаются доспехи,
С весенним льдом плывет зима:
Дорога, проруби и вехи,
И глыб сугробных терема.
Но почему за далью синей
Утрата их ему больна?
Быть может, там плывет на льдине
Его последняя весна.

Поэт не любил спешки в творчестве, а медленно, терпеливо и тщательно гранил свои скупые, но для меня незабываемые стихи.

– Спешить некуда, – часто говорил он. – Спешка – плохая помощница истинной поэзии.