Вот там, на съемках этого фильма и встретились мои родители.

А еще до их встречи папа пытался поступать во ВГИК на режиссерский факультет. Экзамен по рисунку принимал народный художник СССР Федор Семенович Богородский: большой оригинал, циркач, поэт, футурист, чекист и еще много чего можно было бы рассказать о нем. Однако в детстве учась в гимназии, Феденька любил почудить. Будучи сыном известного адвоката, он ничего не боялся и позволял себе некоторые вольности. Когда батюшка входил в класс, то с задней парты в стойке поднимались Федькины ноги, на что батюшка, вопрошая отрока сильно воротя на “О”, возглашал: “Федор, Федор, тьфу болван!” Дело в том, что моя бабушка, в то время Маша Красильникова, была ровесницей Феде и училась в женской гимназии Нижнего Новгорода и была двоюродной сестрой Феди. Поэтому некоторые эпизоды их детства были известны нам.

Так вот на экзамен по рисунку Федор Семенович принес какую-то плевательницу из курилки, на нее положил тряпочку и со словами: “Граждане абитуриенты! Представьте себе, что перед вами урна с прахом погибших моряков!” Вышел из аудитории.

Отец очень хорошо рисовал в школе, где он учился, висели даже картины, написанные им маслом, но вокруг было столько хорошеньких абитуриенток, которым так хотелось помочь, что на свой рисунок время не хватило, и дядюшка вкатил ему трояк. После чего поинтересовавшись: “Как мать?”, и услышав: “Да вроде как ничего”, они распрощались и больше уже никогда не виделись.

До встречи с мамой отец был заядлым охотником. Любовь к этому занятию ему привил его дядька – бабушкин младший брат Николай Степанович Красильников. Он и подарил ему первое в его жизни ружье – курковую одностволку ижевку. И как-то раз, а дело это было на даче под Рузой, папа со своим двоюродным братом Алешкой Красильниковым, который был на год его младше, пошли в лес за грибами, и вышли к лесному озеру, на котором плавали два чирка. Мальчишки, бросив корзинки, побежали домой за ружьем. Однако бабушка Юля усадила их обедать. Спорить было бесполезно. Юлия Михайловна была строгая, недаром воспитывалась у помещицы. Ребята буквально проглотили обед, за что от бабки получили по затрещине, схватили ружье и побежали на озеро.

Утки были на месте. Они спокойно плавали на середине озерца. Охотники стали скрадывать свою добычу, все ближе и ближе подкрадывались они и были уже совсем близко, как тут Алешка, который шел сзади, наступил на сухую ветку, чирки стремительно взлетели. Охотник выстрелил. Да куда там! Грохот выстрела и свист крыльев растворился в тишине леса.

Вечером обо всем узнал Николай Степанович и про сухую ветку и как Юрка мазанул. Терпеливо выслушав юных охотников, он сказал: “Да все правильно, просто чирок очень быстрая утка и еще не каждый охотник собьет ее влет”. Эта первая охота запомнилась папе на всю жизнь.

Когда я был еще малышом и только начинал чего-то соображать, моими любимыми игрушками были всякие охотничьи причиндалы: пыжи, стреляные гильзы, особенно нравился мне Барклай (прибор для снаряжения патронов). Дома у нас была очень старая охотничья энциклопедия, сильно потрепанная мною в детстве. Только сейчас я понимаю, что это была за книга. Там было все от оружия до охотничьих собак, от капканов до силков на боровую дичь.

В то время родители отправляли меня на все лето за город в Барыбино. Там от завода “Красный пролетарий” был детский городок, который включал в себя ясли, детский сад и пионерский лагерь. Воспитатели приводили нас на полянку в лесу, расстилали солдатское одеяло и мы ползали по нему, как слепые кутята, все в панамках и покусанные комарами. Так я и вырос в лесу, пройдя все возрастные стадии этого детского городка. Там я научился ловить руками бабочек и стрекоз, хватал жуков, ящериц, лягушек, ежей и всех кого мог потрогать и поймать. Страха у меня не было, было любопытство. Тогда мы все такие были.