Я подумала, что он, как говорят мои сыновья, морочит мне голову, но потом, к своему ужасу, увидела, как они отпивают воду с мятой, которую подают в специальных мисках для полоскания пальцев, полощут горло и сплевывают жидкость назад; меня едва не стошнило! Мне показалось, что этот отвратительный обычай существовал по всей Германии. Сейчас дело обстоит гораздо лучше, но даже в чистом Мюнхене еще можно видеть объявления о запрете плеваться в общественных местах. Соответствующие распоряжения местных властей висят во всех магазинах: Nicht auf dem Boden spucken[3]. Наверное, это неплохо, но при виде подобного объявления в кафе, молочной или продуктовом магазине как-то пропадает аппетит.

Мой второй сын Лексель, которому сейчас двадцать два года, напоминает: когда ему было пятнадцать, из-за этой отвратительной привычки его почти каждый вечер мутило, если приходилось оставаться в загородном доме его дяди Болько, Ронштоке, в Силезии. Там господствовали старинные обычаи. Перед каждым гостем ставили уродливую миску из синего стекла, внутри которой стояла синяя стеклянная же стопка. В конце трапезы гости и хозяева добросовестно и шумно следовали традиции. Затем все переходили в гостиную и, перед тем как подавали кофе, родственники шумно и смачно целовались, в то же время желая друг другу:

– Mahlzeit![4]

Отвратительная привычка целоваться, к счастью, почти отмерла, но во многих семьях среднего класса она еще в ходу. Особенно она распространена, если кто-то входит в комнату, где едят, или встает из-за стола до окончания трапезы и желает всем приятного аппетита. Такой же обычай есть у датчан; там не сказать в таких обстоятельствах Vel bekomme считается очень грубым.

Лексель добавляет, что, каким бы ужасным ни было полоскание горла в столовой, по крайней мере оно немного смягчало ужасный обычай целовать людей, чьи губы и бороды пахнут обедом! Правда, Лекселю никогда не нравились многочисленные объятия; еще в детстве он однажды наотрез отказался целовать руку даже императора.

Куда больше мне нравились те редкие годы, когда мы праздновали Рождество в Фюрстенштайне. Праздники проходили очень радостно и казались почти священнодействием: вместе с нами Рождество встречали все наши охранники, слуги и их домочадцы. Мы готовили подарки для всех и с особой радостью подбирали каждому то, что ему подходило. К нам часто приезжали мои друзья из Англии и помогали нам; в то время все были свободны и счастливы. Вот одна из самых приятных сторон жизни в Германии: по праздникам соблюдается полное равенство между князем и крестьянином.

Замок Фюрстенштайн занимает великолепное положение: он стоит на большой остроконечной заросшей соснами скале высотой в двести с лишним футов с юго-западной и северной сторон. Оттуда открывается вид на огромные просторы, занятые лесами, озерами и широкими полосами равнин, которые уходят вдаль, к Силезским горам. Некоторые комнаты в самом старом крыле дворца буквально вырублены в скале. Чтобы попасть в замок, к нему следует подъезжать с востока и пересечь большой каменный мост, переброшенный через реку. Река течет далеко внизу, на дне глубокого оврага. Дорога, ведущая в замок, вьется по склону; после каждого поворота путешественникам открываются завораживающие виды, от которых захватывает дух.

Замок находится вблизи западной границы Силезии, где она соприкасается с прежней границей с Богемией, в живописной горной стране, которую в Германии называют Судеты. Изначально на том месте располагалась крепость, окруженная рвом с водой, и Burgwarte[5]; ее примерно в 1292 году воздвиг с целью защиты границ герцог Болько I Лёвенберг-Швайдниц. Но в те дни крепости часто переходили из рук в руки; спустя какое-то время замок перешел во владение рыцаря Конрада I фон Хохберг-Гирсдорфа, основателя династии Фюрстенштайн; по сей день замок находится во владении его потомков.