Этого я остерегаюсь больше всего потому, что язык у них слюнявый и липкий, как тысяча улиток. Их благодарности и ласки остерегаются все обитатели. Мне кажется, что они созданы только для того, чтобы всегда кому-то прислуживать. Своей назойливой добротой и заботой они могут принести много неприятностей.
Недавно мы с Адамом спасли теленка, которого они зализали до такой степени, что он уже перестал дышать.
Отче, а может нам, как рыбам, метать икру? Тогда я смогу быстро заполнить Землю человеками. Но когда я наблюдаю за тварями, которые приносят за один раз много детей, то замечаю, что они потом не знают детей своих, и дети не узнают своих родителей.
Мне хочется, Отче, всегда знать своих детей. Я своих детей буду носить возле сердца, где всегда вижу Тебя, когда взываю к Тебе, и сейчас, Отче, когда я беседую с Тобой, я вижу Тебя. Я хочу, чтобы дети мои тоже всегда видели и слышали Тебя, сначала в моем сердце, а потом и в своем, чтобы они привыкли к Тебе.
Я даже согласна, как корова, вынашивать детей в животе, согласна рожать в муках и слезах, согласна плакать и страдать, согласна рожать с кровью.
Я хочу, Отче, носить детей под сердцем, хочу слышать, как стучат их сердечки, видеть, как светятся их души, как у всех новорожденных детенышей, которых я беру на руки; и у обезьянок и у зайчат. Когда маленькие, они все похожи друг на друга. Они все взывают к Тебе, а потом когда подрастают, начинают взывать к матери: повзрослев, забывают Тебя и ищут, только когда у них, что-то заболит или когда им плохо.
Мне стыдно за них, Отче, когда я им напоминаю об этом, им тоже стыдно. Я не хочу, чтобы мои дети когда-нибудь забывали о Тебе. Я хочу, чтобы они любили Тебя так же, как люблю я и чтобы, Ты, Отче, любил их также как любишь нас. Я хочу, чтобы дети мои называли Отцом только Тебя, а меня и Адама родителями.
Адам же говорит, что его дети будут называть его отцом, потому что он породил их. Я не согласна, Отче, Отец должен быть один – только Ты. А все мы, создания твои, просто родители. Мы рожаем, воссоздаем то, что ты в нас вложил, мы же просто повторяем, а сами мы ничего нового создать не можем. Учитель говорил, что мы только воспроизводим плотскую форму человека, а душу в него посеешь Ты, Отче.
Глава 11. Кто такие дельфосы? Полеты Адама и Евы на Гарудах. Наставления Учителя
Возле нашей пещеры живут летающие динозавры. Адаму нравиться подниматься на них в небо. Взлететь без разбега они не могут. У них огромные кожаные крылья, а на крыльях лапы с загнутыми, острыми когтями, и длинный хвост, которым они могут схватить все, что им надо и действовать им, как руками. Они очень сильные, поднимаются так высоко, что с земли кажутся маленькими, как ласточки. Адам может спокойно лежать на спине ящера, взяв с собой связку бананов, чтоб покормить их в полете.
В небе, ящеры очень маневренны, они могут молнией взмывать ввысь и также быстро устремляться к земле. Кажется, что сейчас он врежется в землю, как метеор; но миг, и черные крылья как бы сами собой несут его тело ввысь, без всяких усилий.
Мне страшно, когда Адам садится на этих черных зверей. Их любимое развлечение: подняться высоко в небо группой по пять или шесть ящеров. На одном из них сидит Адам, вдруг один из ящеров, с пронзительным криком, сложив крылья, бросается к земле. Адам быстро вскакивает и, расставив руки и ноги, кувыркаясь и крича, бросается вслед за уносящимся ящером. Остальные ящеры устремляются вдогонку за Адамом.
В небе стоит невообразимый шум. Я не могу понять, где Адам, а где ящеры. Они несутся к земле, как-будто их подгоняет ураган. Но вот я вижу, как самый нижний ящер замирает почти над самой землей, распластав могучие крылья, он хватает хвостом за ноги, пролетающего мимо Адама. Адам хохочет на все небо. Остальные ящеры, страхуя Адама, проносятся еще ниже. Убедившись, что все нормально, что Адам уже на спине у их сородича, спокойно набирают высоту для нового падения. Иногда во время полета они перетягивают Адама друг у друга, своими мощными хвостами. Адам говорит, что ему все эти игры очень нравятся. «Только жаль, что мы сами уже не можем парить в небе, как парили над землей раньше, без всяких усилий, только одним желанием мысли, – сожалеет Адам.