Но, конечно, главной нашей семейной реликвией была книжечка на иврите размером 31×22×11 мм. Я тогда этого не понимал. Только позднее я прочитал на обложке ее полное название «Тора, Невиим, Ктувим». То есть «Танах» или Библия. В книжке 500 страниц на тончайшей бумаге. Я с трудом читаю ее через тридцатикратную лупу. В Ленинской библиотеке сказали папе, что знают это издание, она была издана в Варшаве в 1860 году. Мама передала ее мне после смерти папы, так как у меня есть сыновья, а Танах переходит в нашей семье по мужской линии. Когда в Израиле мы проводили в ресторане праздник обрезания (Брит милу) моего старшего внука, я показал залу книжечку, сказал, что получит ее после моей смерти Саша, и рассказал гостям историю, как моя бабушка передала Танах во время войны маме (дедушка тяжело болел, и она не верила, что он доживет до конца войны) и попросила ее сберечь книгу. «Абраша вернется с войны, если ты ее сохранишь». Мама – православная, но она хранила книжку бережно. Папа с войны вернулся, хотя и был дважды ранен, контужен, тонул в море и буквально умирал в госпитале, брошенный врачами как безнадежный.

В конце концов, приехала комиссия из штаба военного округа, разобралась во всех кляузах, и папу восстановили в должности. Начальство корпуса в Сталинграде настойчиво ходатайствовала за папу. Но это сильно сказалось на его отношении к работе. Теперь он только ждал давно обещанную военными квартиру. Ведь наша квартира была служебной. В случае ухода с работы папа терял на нее право. А предложений работы было много. Торговое начальство города знало его как честного, добросовестного работника.


В детстве жизнь четко делится на две неравные части. Осенью, зимой и весной нас мучают в школе. Зато летом мы свободны. И наша свобода оборачивается головной болью родителей: чем нас занять, чтобы мы не слонялись по городу.

Летом 1950 года нас с Натаном на два сезона отправили в пионерский лагерь «Дубовая балка», расположенный почти в черте города. Лагерь был застроен типовыми щитовыми домиками с большими верандами, на которых мы должны были отдыхать во время дождя. Но откуда в Сталинграде летом дождь? Мы почти все время проводили в лесу. Лагерь оправдывал свое название. Кругом выжженная степь, а у нас молодой дубовый лес, скорее подлесок. Не буду описывать наше хождение строем в столовую или на спортивные мероприятия. Всё это было как везде.

Особенностью лагеря было то, что он практически соседствовал с бывшим Полем боя. Именно так, с большой буквы мы называли окрестности лагеря. Когда-то, совсем недавно, здесь шли ожесточенные позиционные бои. Все поля вокруг были перерыты окопами, траншеями, блиндажами. И кругом, в полузасыпанных окопах, траншеях были человеческие кости, оружие и, конечно, мины с гранатами. Почва сухая, песчаная, дожди редкие, все прекрасно сохраняется. По крайней мере, вычищенные автоматы и винтовки стреляли, гранаты взрывались. К сожалению, иногда в руках мальчишек. Был спорт, кто больше найдет всякого стреляющего и взрывающегося хлама. Помню страшный случай. Один мальчишка повадился стучать гранатой об гранату, когда находили новые окопы. Все, естественно, разбегались, а ему доставался главный урожай. Кончилось плохо. Он остался без руки и глаза. Счастье, что остался жив.

Мне Натан категорически не разрешал ходить за старшими мальчишками на Поле боя. Но сам навещал его регулярно. Периодически воспитатели устраивали в палатах шмон, отбирая все, что относилось к оружию, поэтому все стали устраивать схроны. Натан тоже. Даже через четыре года мы с ним приезжали в окрестности лагеря и искали его схроны. А потом все тащилось домой.