Помню, как однажды вся компания бежала поздним вечером за какой-то девочкой. Девочка бегала быстро, а настоящего желания поймать у компании не было. По крайней мере, через два квартала она от нас убежала.

У ребят были и более серьезные правонарушения. Однажды знакомые папы в МВД предупредили его, что у Натана могут быть проблемы с законом. Очень мягкий обычно папа отреагировал сразу. И предложил Натану поступить в спецшколу ВВС. В те времена у нас в Сталинграде было не только Качинское авиационное училище, но и спецшкола ВВС, аналогичная суворовским училищам, но принимавшая детей в восьмой класс. Натан вынужден был согласиться, так как другие перспективы были не очень заманчивы. Сказывалось и то, что учащиеся этой школы носили красивую форму и пользовались успехом у девушек. Недаром у нас пели: «Спецы из школы ВВС средь баб большой имеют вес».


Папа мало занимался нами. У него на руках было большое хозяйство Военторга, разбросанное по городам и поселкам области; а иногда и в чистом поле, когда части дислоцированного в Сталинградской области корпуса выходили в поле на учения. В организации был собственный гужевой и автотранспорт, были гаражи, склады, овощехранилища, магазины, столовые, буфеты, собственные пошивочные и ремонтные мастерские. В общем, – натуральное хозяйство. Даже сено для лошадей необходимо было заготавливать самим. Кстати, я однажды выезжал с папой на сенокос, который был выделен Военторгу в пойме Дона. Папа занимался повседневными делами в расквартированной в поле воинской части, а я ходил с рабочими по лугу. Смотрел, как косят косами (хороший опыт, пригодившийся мне позднее), собирал на берегу Дона ракушки. Ночевали мы с папой в палатке недалеко от лошадей (сено сгребали в копёшки конными граблями). А комаров ночью на лугу уйма.

Папа ездил по своим бесчисленным подразделениям на старенькой трофейной «эмке». Его водитель Николай был почти членом нашей семьи, пока не женился. Он был молчаливым и трудолюбивым. Машина всегда была в порядке, и он мог выехать по делам в любое время суток. А ЧП случались постоянно. Не буду о них рассказывать, так как они носили разнообразную, порой удивительную форму. И почти в каждом необходимо было разбираться начальнику. Мама тоже задавала иногда Николаю работу: съездить на базу за картошкой или овощами, отвезти нашего очередного гостя на вокзал или в аэропорт, проехать с ней в магазин или в мастерскую на примерку. Благо, машина всегда стояла во дворе, если на ней не уезжал папа.

Когда папа перешел на другую работу, он забрал с собой и Николая. Помню, уже через много лет, когда я приехал в отпуск из Москвы в Волгоград, папа, не доверяя мне ездить на своей новенькой машине, попросил весьма постаревшего Николая Исаевича проехать со мной по Волгограду. Николай Исаевич мою манеру езды одобрил, разрешение ездить я получил.


Не все было благостно в нашей жизни на Клинской улице. В 1953 году папин заместитель Космынин написал длинное письмо новому заместителю командующего округом по тылу, с перечислением всевозможных папиных нарушений и провинностей. Папу отстранили на время от руководства Военторгом. Месяц он не получал зарплату, маме снова пришлось доставать из сундука какие-то вещи и продавать их на базаре.

Я с интересом смотрел, как она перебирает вещи, пытаясь определить, без чего мы легко обойдемся. Особенно мне нравилась красивая желтая мамина шкатулка, которую она тоже держала в сундуке. В ней хранились «семейные драгоценности». Там были красивые карманные золотые часики, пластина слоновой или моржовой кости с изображениями людей и животных, маленькая книжечка с непонятными мне буквами и какие-то другие безделушки. Золотые часики казались мне сокровищем. Мама потом подарила их Саше, когда он уезжал из России в Израиль. Позднее я разглядел их в США внимательно и увидел, что это просто красивая швейцарская штамповка с тоненьким золотым футляром. Но Саша бережно хранит их как память о бабушке. Пластина позднее сломалась. Из других вещичек мне запомнилась золотая булавка для галстука с зеленым камнем. Мама подарила ее мне, когда я закончил учебу в университете.