– Нужно! – Рыкнул профессор и бросил на стойку жетон. Посмотрел на часы за стойкой. Сверился со своими.
– Он в моем Мерседесе. Схемы и алгоритмы здесь. – Он выложил перед Смитом Лап-Топ – крохотный переносной компьютер.
– Предварительное решение можешь посмотреть прямо сейчас. Проверишь позже. А мне… – Он достал бумажник и осмотрел клапан для наличности. Вытащил зеленую бумажку и бросил ее на стойку.
– Пора…
– Возьми Опеля. – Завозился Уил в поисках жетона от своего авто.
– Не на метро же тебе ехать?
– Я на такси… – Заторопился Челленджер.
– Дела… – Он уперся детским пальчиком в пиджак Смита.
– Прочитай… Потом прокатись… Можешь даже на Пике покататься. Это не тридцатая достоверность. Это тридцать вторая. – Он задумался на миг, потом поправился.
– Второй Пик пятницы – тридцать вторая. Первые Пики около двадцати девяти… Или отдохни… Потом позвонишь. О месте встречи договоримся отдельно. – Он понизил голос.
– Все таки шесть единиц – это сумма. – он подмигнул карим глазом, ловко спрыгнул со стула и переваливаясь как пингвин, вышел на улицу.
– Шесть единиц… – Передразнил профессора Смит.
– Шесть единиц. – Под единицей Челленджер всегда подразумевал одно и то же. Это были деньги. Причем совершенно конкретная сумма. А именно миллион. Боже мой! Смит ни разу не слышал о том, чтобы профессор опускался в своих проектах ниже единицы. Может быть, его проблема заключалась именно в этом? Хотеть всего – это ничего не хотеть. Разве не так?
Смит допил пиво. Двинул кружку в сторону бармена, желая выпить еще одну. Во хмелю, он соображал лучше, насколько бы это странным не показалось. Водил хуже, а соображал лучше. И пел лучше, особенно в душе. Бармен споро нацедил требуемое, и двинул кружку обратно к Смиту.
– Итак… – Вздохнул Уил и нажал на Лап-Топе запуск. По экранчику побежали строки: загрузка, проверка и прочая дребедень предваряющая работу почти любого электронного устройства. Когда иконки засветились на экране призывно голубым, он ткнул пальцем в вожделенное: «Моделирование процесса».
Смит не считал себя гением. Он не считал себя одаренным. Мало того – он считал себя бесталанным. Он за всю свою жизнь ничего не придумал сам. Но некомпетентным он не называл себя никогда. Разобраться в сложных математических построениях профессора у него квалификации хватит. Смит хлебнул пива и цепко уставился в ровные строчки формул.
Бармен наполнил еще одну кружку и с сочувствием придвинулся ближе к Смиту. В ресторане он был единственным посетителем, и словоохотливому хозяину не терпелось поговорить. Говорили обычно про аварии. Сколько участвовало авто в свалке. Сколько жертв и кто все – таки остался цел. Сколько средств Комитет потратил на ликвидацию ее последствий, и на какие суммы страховые компании сделали выплаты.
Смиту было недосуг. Похоже, профессор действительно, что – то придумал. Смит сделал большой глоток. Попросил у бармена сухариков и ткнул пальцем в иконку перелистывания окна. Бармен, обиженно поджав губы, двинул по стойке тарелку с сухариками. Смит, не глядя, запустил в нее пятерню и, роняя крошки на стойку, принялся хрустко грызть.
Почувствовав привкус копченой лососины, Уил оторвал взгляд от экрана компьютера и благодарно кивнул хозяину бара. Тот расплылся в широчайшей улыбке и негромко включил телевизор, вделанный в решетку для хранения кружек. По первому каналу снова передавали репортаж Комитета о том, как какой – то мотоциклист на Хонде устроил свалку в районе сорок шестой и семнадцатой улиц. Смит дальше слушать не стал. Всегда было одно и тоже – погибших человек двести. Раненых около пятисот. Суммы страховых выплат миллионов двенадцать-пятнадцать. И новый запрос Комитета в Сенат об ограничении скорости на трассах. Решение этой проблемы оцененное комитетом в шесть единиц лежало перед Смитом. Оно было в электронной памяти Лап-Топа, и в блоке управления Мерседеса, который был припаркован рядом с баром. Смит, на всякий случай взял со стойки жетон Челленджера и спрятал в карман.