Меня представили, как нового актера, подающего большие надежды. Потом поприветствовал всех, кто сидел за столом, подражая действиям актеров на сцене. Разговор зашел о театре, о том, что церковь наложила запрет на светские представления в пользу религиозным, дабы не развращать умы благочестивых граждан любовью и желанием к прелюбодеяниям. Эта тема была для меня близка, и я с осторожностью выразил свою досаду, так как предыдущие премьеры куда интереснее могли раскрасить досуг благородных гостей. Меня поддержали, но и отметили мой неповторимый образ верующего, который я играл в последнее время на сцене. Далее передавались светские новости, я мало кого знал, поэтому в них не участвовал. Никто не стал задавать мне личных вопросов, на которые уже готов был дать честный ответ. К концу вечера я заулыбался, так как непринужденная атмосфера за столом через какое -то время позволила немного расслабиться. Хозяйка при гостях вела себя, как истинная леди, не выказывая признаков симпатии по отношению ко мне, что совершенно не вязалось у меня с теми письмами, полными восхищения и чувственности, которые доставлялись ко мне в гримерку. Я ждал окончания вечера, надеясь, что здесь мне не придется больше появляться. Гости начали расходиться, я тоже направился на выход, но баронесса придержала меня за руку, сказав, что ей хотелось бы поговорить наедине. Я вроде бы мужчина не слабый, да и имея жену и кучу ребятишек, почему -то от ее слов покраснел и почувствовал сильную неловкость.

Проводив гостей и отпустив слуг, баронесса вошла в будуар и подсела ко мне поближе. Я видел, что Амелия, так ее звали, испытывала сильную неловкость, и не могла прямо сказать о том, чего хотела. Начала издалека, сделав комплимент по поводу такой удачной роли, в которой раскрывается вся глубина моей души, сильно пленившая ее. Она давно является поклонницей театра, особенно после того, как муж погиб. Ей не хватает честных и открытых людей и хотелось бы приглашать меня на чашечку чая по вторникам, где могли бы скоротать время в уютном кругу близких людей. Ей нравиться находиться в сильных мужских энергиях, которые она чувствует рядом со мной. Этой благородной даме отказать не получилось, так как у нее давно не было рядом мужского плеча, муж погиб, а сын проходил обучение в закрытой семинарии. Мне здесь были искренни рады и не требовали соответствия нормам этикета. Поблагодарив сердечно за оказанный теплый прием, с легким сердцем отправился к себе, в такой уже ставший родным театр. Незаметно для себя еженедельные встречи стали для меня отдушиной, где я с удовольствием набирался светского опыта и лоска, при этом искренняя радость в глазах хозяйки начала вызывать во мне ответные чувства. Все чаще я ловил себя на мысли о ней, как она себя чувствует, справляется ли, о чем думает, что ее заботит? Наверное, во мне начала сказываться привычная забота о ближних, так как сейчас помочь своей семье я был не в силах, холода и расстояние в эту пору были непреодолимы.

В один из зимних и морозных вечеров у баронессы, мы заговорились допоздна возле камина, в котором весело потрескивал огонь. В тот день нас навестила только графиня и то из-за холодной погоды быстро покинувшая нас. Мы делились воспоминаниями о своих семьях, вспоминали интересные истории из прошлого. За окном началась метель, температура упала ниже нуля градусов, уехать мне не удалось, так как экипажи из-за непогодных условий просто перестали выезжать. Баронесса предложила мне комнату, переночевать и я согласился.

Лежа на шелковых простынях и глядя в окно, прислушиваясь к завыванию метели, мне совершенно не спалось. Передо мной стояли ее вишневые глаза и нежная улыбка, которой она наградила, закрывая дверь в комнату, оставив во мне разгорающееся желание. Моя фантазия, много дней и ночей сдерживаемая силой воли и внутренней скромностью вдруг перестала подчиняться моему разуму. Сильное желание прикоснуться губами к нежным плечам стало физически непреодолимым. Мне чудился аромат ее волос, слышался мелодичный смех над нелепыми историями, которыми делились весь вечер, губы манили своей сладостью. Я понимал, что это лишь фантазии, не хватало духа сделать первому шаг навстречу, разное положение не допускало подобных вольностей, мозг твердил одно, а душа хотела совершенно иного.