В этом замкнутом и обособленном мире были свои шутки, свое злословие, заключались дружественные связи, были свои признанные герои фронта, из которых ни один не оправдал этого имени на настоящей службе. На парадах и маневрах этой армии в миниатюре развертывались важные события, возвышения и падения фортуны, неудачи и успехи, которые приносили людям то ужас, то несказанную радость. Я узнавал об этом из разговоров обоих братьев, любивших рассказывать обо всех превратностях придворной жизни в Павловске. Для молодых великих князей это все-таки была активная жизнь, придававшая им значение в собственных глазах: хоть в кругу и очень тесном, но они играли роль, льстившую их самолюбию, удовлетворявшую их юношеское стремление к активной деятельности, и к тому же без необходимости предаваться умственной работе. Строгое однообразие, установленное при дворе их бабки, где они не имели никаких серьезных занятий, слишком часто казалось им скучным. А капральские обязанности, физическое утомление, необходимость таиться от бабушки и избегать ее, когда они возвращаются с учения измученные, в своем смешном наряде, – все это, кончая причудами отца, которого они страшно боялись, делало для них привлекательной карьеру, не имевшую отношения к той, которую намечали для них и петербургское общество, и виды Екатерины.

Императрица не сумела ни завладеть воображением своих внуков, ни занять их какой-нибудь работой, ни разнообразить их время. Отцу их это удалось, что было большим злом, имевшим печальные последствия. Молодые великие князья считали себя в глубине души, и вполне согласно с действительностью, в гораздо большей степени членами так называемой гатчинской, нежели русской армии. Гатчина была любимым дворцом Павла, его осенней резиденцией; там он, вдали от Петербурга, мог еще более непринужденно отдаваться своим причудам. Великие князья жалели, что не могут переселиться туда вовсе, и, говоря о том, что делалось в маленькой армии Павла, самодовольно повторяли: «Это по-нашему, по-гатчински».

Помню, как однажды императрица задумала было послать Александра с генералом Кутузовым осмотреть крепости на шведской границе. Молодой князь безразлично отнесся к этому поручению, не обнаружил никакого рвения к его выполнению, и более об этом речи не поднималось.

Мелочные формальности военной службы и привычка приписывать им чрезвычайно большое значение извратили ум великого князя Александра. У него выработалось пристрастие к мелочам, от которого он не мог избавиться и в последующее время, когда ему уже стала понятна абсурдность этой системы. В продолжение всего своего царствования он страдал парадоманией, этой специфической болезнью государей, из-за которой, будучи на троне, терял много драгоценного времени; к тому же она мешала ему плодотворно работать и приобретать необходимые знания. Парадомания, привитая Павлом, послужила также звеном более тесного единения Александра с Константином и часто давала этому последнему возможность оказывать слишком большое влияние на своего брата, поскольку он был превосходным знатоком военного искусства – в пределах усовершенствования парадов, – и Александр не мог отрешиться от очень высокого мнения о своем брате в этом отношении. К тому же это было постоянным предметом их самых оживленных разговоров.

Императрица Екатерина с неудовольствием смотрела на сближение отца с сыновьями, тем не менее не предвидя всех его последствий, так как в противном случае она, вероятно, наложила бы на это свой запрет. Однажды, вернувшись из Павловска, великий князь Александр сказал мне: «Нам делают честь, нас боятся». Он хотел дать этим понять, что Екатерину начало тревожить это сосредоточение войск, военные упражнения в Павловске и характер установившегося между отцом и сыновьями согласия. Александр был польщен, что они заставили Екатерину испытать некоторого рода страх, но я сомневаюсь, чтобы это было так в действительности. А если подобного рода беспокойство и посещало Екатерину, то, во всяком случае, оно было слишком слабо и очень мимолетно. Екатерина слишком хорошо знала недостаток личного мужества в своем сыне, несерьезный характер его войск, отсутствие расположения к этим войскам в обществе и в остальной армии, чтобы дать себе труд их бояться. Поэтому она спала спокойно, под охраной одной только роты гренадер, в то время как Павел маневрировал со своей маленькой армией на расстоянии полумили от места ее пребывания.