Спектакли, прогулки и балы при дворе еще более сблизили нас, меня и моего брата, с молодыми великими князьями, которые всегда относились к нам с заметной предупредительностью. Я в то время занимался рисованием. Узнав об этом, великий князь Александр заставил меня принести некоторые мои рисунки, которые он, вместе с великой княгиней, очень благосклонно рассматривал.
Глава IV
Откровения великого князя Александра
В конце апреля, перед вскрытием Ладожского озера, когда лед, принесенный оттуда Невой, непременно навеет на Петербург резкий холод, в столице наслаждаются несколькими днями хорошей погоды: мороз в эти дни едва чувствуется, и набережные усеяны гуляющими. Туда устремляется все общество – дамы в изящных утренних туалетах и элегантно одетые мужчины.
Великий князь Александр также часто показывался на прогулке, иногда один, иногда с великой княгиней. Это обстоятельство еще более привлекало туда избранное общество. Мы с братом также бывали среди гуляющих, и всякий раз, встречая нас, великий князь останавливался, чтобы поговорить, и выказывал нам особое расположение.
Эти утренние встречи составляли, в некотором роде, продолжение придворных вечеров. Весной двор переехал, как всегда, в Таврический дворец, где императрица хотела жить более уединенно и принимала по вечерам только самое избранное общество: большая часть придворных кавалеров не принимала в этих вечерах участия, если не считать концертов, на которые являлись по особому приглашению.
Отношения наши с великим князем принимали с каждым днем характер все более крепнущего знакомства. Великий князь продолжал еще время от времени гулять по набережной. Однажды при встрече со мной он выразил сожаление, что мы видимся так редко, и приказал мне прийти в Таврический дворец, предлагая погулять по саду, который хотел показать мне. Он назначил мне день и час.
Уже установилась настоящая весна: как бывает обыкновенно в этом климате, природа спешила наверстать потерянное время, и растительность стала быстро распускаться. Все было покрыто зеленью и цветами.
В назначенное время я отправился в Таврический дворец. Мне очень жаль, что я не записал точно день, поскольку он имел решительное влияние на большую часть моей жизни и на судьбы моего отечества. С этого дня и после этого разговора, который я хочу передать подробно, началась, осмелюсь я сказать, наша дружба, породившая ряд событий, счастливых и несчастных, влияние которых тянется еще и сейчас и будет давать знать о себе в продолжение еще многих лет.
Как только я явился, великий князь взял меня под руку и предложил пройти в сад, желая, как он выразился, услышать мое мнение об искусстве англичанина-садовника. Тот сумел убрать сад с большим разнообразием и притом так, что ниоткуда нельзя было видеть конца его, несмотря на небольшую величину.
Мы обошли сад во всех направлениях за три часа очень оживленного, беспрерывного разговора. Великий князь сказал мне, что поведение мое и моего брата, наша покорность в столь тяжелом положении, спокойствие, с которым мы все приняли, не уклонившись от неприятных нам милостей, – все это возбудило его уважение и доверие к нам; и нынче он сочувствует нам, угадывает наши чувства и одобряет их, а потому испытывает потребность разъяснить свой образ мыслей. Ему невыносимо думать, что мы считаем его не тем, чем он является на самом деле. Он сказал мне тогда, что совершенно не разделяет воззрений правительства и двора, далеко не оправдывает политики и поведения своей бабки и порицает ее принципы. Симпатии же его всегда были на стороне Польши и ее славной борьбы, он оплакивает ее падение, и в его глазах Костюшко был великим человеком по своим доблестным качествам и по тому делу, которое защищал и которое было делом человечности и справедливости.