Ребенок переставляет и перекладывает, наблюдает, узнает названия удивительных предметов живой природы: ракушек, камней, комочков глины, чувствует, как они могут превращаться в предметы искусства. Оказывается, вещи из обыденной жизни могут приобретать художественный смысл.

Камни и ракушки часто имеют удивительную форму и цвет. Закроем глаза и руками почувствует то, что не всегда можно увидеть глазами.

Сухие цветы и фрукты – это тоже природный материал. Его можно взять, положить, разглядеть, потрогать, понюхать и даже попробовать на вкус.

Перышки птиц будем рассматривать и сортировать.

Сырая земля может быть мягкой и твердой, сыпучей или лежать комком. Она может состоять из маленьких камешков и быть холодной или теплой.

Ребенок особенно радуется, когда вдруг начинает ощущать течение времени. Песочные часы представляют для него особый интерес.

«Люди нашей цивилизации, – писала М. Монтессори, – являются выдающимися наблюдателями окружающего мира, так как они должны в полной мере использовать его богатства».

Ребенок в этом смысле наблюдатель вдвойне. Он в состоянии увидеть целый мир в капельке росы. Надо только настроить на это его чувства. Помочь глазам различать десятки оттенков одного цвета, ушам – слышать многообразие шумов и звуков. С помощью несложной тренировки пальцы ребенка смогут чувствовать гладкие и шершавые поверхности, язык отмечать разнообразие вкусов, нос – запахи цветов, леса и моря. «Красота находится в гармонии, но не в контрастах, а гармония лежит в утончении; таким образом, тонкость чувств необходима, чтобы ее воспринимать. Красота и гармония природы и искусства избегают людей с грубыми чувствами».

Развитие чувственной сферы принято у нас связывать с развитием творческого воображения ребенка, раскрытием его творческого потенциала в целом. При этом традиционно мы привыкли отделять интеллектуальное развитие от творческого. М. Монтессори была сторонником идеи о том, что творчество, в том числе и детское, есть конструирование нового из материала, собранного в окружающей среде, которое возможно благодаря утончению чувств и развитию руки. Художественное творчество, в частности, как никакое другое, сообразно природе ребенка и призвано «готовить руку ребенка к движению, глаз – к видению, а душу – к чувствованию». Но в то же время творческое воображение не держится лишь на одной сенсорной подпорке, не является просто витанием фантазии в световых, цветовых и иных ощущениях. Оно твердо связано с действительностью, с реальностью. И чем теснее эта связь, тем выше достоинство созданий внутреннего творчества. «Творение художника на самом деле – плод умственной работы, имеющий свои корни в наблюдениях за реальным миром. Художник и скульптор обладают высшей формой зрительной восприимчивости к формам и краскам окружающего мира, способны ощутить и гармонию, и контрасты; утончая и развивая в себе способность наблюдать, художник совершенствуется и добивается создания образцового произведения, шедевра». Таким образом, наша задача состоит, прежде всего, в том, чтобы подготовить детей к точному наблюдению над миром, чтобы обеспечить им материал для творческого воображения. Нам предстоит обогатить жизнь ребенка такой средой, чтобы он смог стать обладателем знания, опыта и возможности наблюдать и тонко чувствовать реальную действительность.

Одним из мифов о педагогике Марии Монтессори, рожденных в России советских времен, стал миф о том, что она принадлежит западной педагогике и вряд ли сможет выжить в нашей стране. Считается, что российской культуре подходит только рожденное в ней самой. И не может быть ничего, стоящего над этой культурой или привнесенного в нее извне. Но как бы ни говорили наши идеологи, наука о воспитании человека по сути своей не может быть ни западной, ни восточной, ни российской, ни американской. Она лишь принимает особые черты страны, где живет. Не станем же мы снимать с себя одежды зарубежного производства или выкидывать в помойку голландский сыр да индийский чай! Наука о воспитании или есть – и тогда она скорее мировоззрение, вера, к которой человек идет совершенно определенным точным путем, или ее нет – и тогда она ничего принципиально не меняет в человеке.