– Что же все-таки произошло, полковник? По вашим отдельным репликам я ничего не понял. Почему такая экспрессия? Неужели все так плохо, что вы даже отказались от собственных реляций.

Но Динстон долго не мог успокоиться. Он метал громы и слюни перед собой.

– Какие шутки? Столько времени все готовилось. Подключена, подкуплена масса исполнителей. Неплохие кадры. Даже в руководстве оппозиции имеем надежных людей. В отрядах. И на тебе. Все постреляно. Все погибли. Нет больше концлагеря, на который угрохали немалые деньги.

– А по порядку получится рассказать? – начальственно успокоил подчиненного Маккинрой.

Полковник дико оглянулся, отрешенно махнул рукой.

– Здесь трудно рассказывать, когда хорошее дело запороли. Нервишки надо беречь. Что-то я часто расстраиваться начал. Я вам уже докладывал, что мы нащупали монаха и через наших людей в руководстве партизанами оформили его телохранителем начальника лагеря. Спланировали все, как попытку освободить политзаключенных. Заодно и от многих неугодных лиц оппозиции отделаться. Но вот этот кретин доносит мне, что, ожидая доклада о выполнении задания, получил сигнал, что в лагере стрельба. Связь прекратилась. Немедленно двинули туда два взвода карабинеров. Но они нарвались на засаду. Большие потери. Армейскую роту послали на бронетранспортерах. Снова не так. Попали под минометный огонь. Пять машин подбито и повреждено. Вернулось из ста двадцати около восьмидесяти человек. Раненых не успели подобрать. Но даже из рядов партизан доносят, что монах исчез на машине начальника лагеря. А этот идиот, кретин, начальник должен находиться в это время не в городе, а там, в лагере, и самолично управлять всей операцией.

Динстон обиженно замолк, но, немного подумав, продолжил:

– И все же я не думаю, что кто-то мог подсказать монаху.

Маккинрой отложил недокуренный окурок.

– Он и сам мог догадаться. Что-то понял по настроению. Если вся охрана лагеря перебита, значит, монах стрелял первым. А первым он очень редко стреляет. Кто-то его спровоцировал.

– Похоже, что все так и было, – не рассуждая, согласился Динстон. – Но откуда взялись монахи? Пять человек, доложили мне.

– Это уже неожиданная новость. Вы сказали, что за ними установлено наблюдение.

– Какое наблюдение? Что могут эти недоноски – мулаты и метисы? Армия бежала. Кто знает, куда китайцы помчались на машинах. Аэропорт, вокзалы, гостиницы взяты под наблюдение. Но сама граница не очень-то перекрыта. Сейчас пока никто ничего не знает. Как обычно в таких случаях идет накопление информации.

Маккинрой задумчиво встал, не спеша подошел к карте. Долго смотрел район Парагвая.

– Сын природы. А мы просто практичные люди. Поэтому нам трудно с ним. Постоянное напряжение, которое испытывает он, подает в требуемый момент критические сигналы опасности. Это со многими происходит, но не каждый к ним прислушивается. Исчезает мгновенно. Никаких следов. Никаких хвостов. Даже своих братьев по духу не предупреждает. Но своим неожиданным исчезновением подает другим конкретный сигнал опасности. Для нас эта неизвестная китайская группа – неожиданная, и она более чем догадывается, что за Русом и за ними имеется наблюдение.

Динстон зло поглядывал в окно.

– Да. Я тоже об этом подумывал.

– А что тут думать? Это логика, вытекающая из одного в другое.

Полковник нервно передернул плечами, схватился за ручку, лежавшую на столе, обиженно загнусавил:

– Мы снова упускаем монаха. Мне обещали за него бригадного генерала.

Маккинрой бросил насмешливый взгляд на возбужденного Динстона.

– Полковник, объясните мне, почему его все еще желают ликвидировать?