– Конечно, – удивились мы и согласно закивали головами.

– Слово это – глубокое и значительное для каждого человека, – историк внимательно смотрел в окно автобуса.

Сумрак вплывал лёгким туманом и рисовал темно-синюю акварель над зарослями деревьев, обкладывал мягкой ватой берега над затихшей рекой.

– А вот словосочетание «личные вещи», что оно значит? – оторвавши взгляд от окна неожиданно спросил Автандил Николаевич.

– Ранец? – смешливо выкрикнул Каха. Все засмеялись.

– Нет, конечно.

– Тетрадки? И что смешного? Всё моё ношу с собой, – выкрикнул Каха обидчиво.

Автандил улыбаясь, внимательно смотрел на нас, будто ждал другого ответа.

– Пенал с ручками? – неуверенно предположила Тоня Назаренко – главный редактор школьной газеты.

– Хорошая учеба и личные достижения? – с надеждой на правильный ответ робко вставила Лерка Гусева, Гусыня.

– Какой-такой пенал? Какие личные достижения? – шутливо возразил Граша, – конечно, кошелёк! А для Кахи – саксофон!

Мы во все глаза смотрели на Автандила.

– Да, – согласился историк, – То, что вы назвали, безусловно, в обычном понимании называют «личными вещами». Но для меня… – тут он сделал большую паузу, – Вещи, названные вами, не представляют такую уж ценность. Для души – тем более. Личное – это что-то очень внутреннее, сокровенное, оно живёт у каждого в глубине сердца. Загляните в себя, и вы поймёте, что там есть самое дорогое для каждого. И это дорогое никто и никогда ни у меня, ни у вас не сможет отобрать или украсть. Оно навсегда в нас. До конца наше, личное! Понимаете? И связано оно с самыми близкими людьми и с местом, где вы родились и выросли, где жили и умирали ваши предки. Где теперь живут ваши папы и мамы, где живете вы. Вот по этой причине и Родину тоже именуют матерью. Понятно объяснил?

Мы серьёзно смотрели на историка. Как-то неожиданно глубоко падали эти слова и отзывались в нас теплом и правдой.

– Не-е-ет! Тогда тот большой памятник точно не тётке Дусе, – с грустью заключил Каха, – Какая родня? У неё воды не выпросишь, не то что вина, и орёт всегда, как сумасшедшая, и шпионит, и ябедничает. А нам потом влетает. Злая она, вот что я скажу.

Все негромко и сочувственно посмеялись над словами Кахи.

– А вот меч – ей подходит, – сузил глаза Каха и зло усмехнулся, – Хотя, честно сказать, метла больше, потому как на монументальность наша Дуся не тянет! Да, ошибочка вышла. Дуся совсем не «Мать Грузия». Скорее, она похожа на памятник 26 бакинским комиссарам, причём всем сразу, помните? Тот огромный камень в Баку? В центре? – этими словами Каха разрядил обстановку.

Все зашумели, начали вспоминать, как мы ездили в Азербайджан два года назад, и тот памятник, поразивший нас размерами и мощью. Шум не смолкал ещё долго.

      Сторожиха школы тетка Дуся была лицом магическим, дремучим и неуправляемым.

Мало того, что она важно именовалась «заместителем директора школы по хозяйственной части», она, кроме прочего, считалась негласным оперативником и основным разведчиком в школе по части курения за спортивной площадкой всех лиц обоего пола и информатором всего, что случалось в городке.

Тетку Дусю легко можно было сравнить со Штирлицем, если бы всё внутри не сопротивлялось этому. К сторожихе относились с осторожностью. Многие всячески подхалимничали и выказывали ей свое благорасположение. Она же неусыпно контролировала не только нас, учеников, но, даже, страшно сказать, директора, завуча и всех учителей. Про Гангрену-директрису, она говорила, что та сама не живет, и другим не даёт.

– В школу в шесть утра припрётся и ну во все углы заглядывать, ползать. Все жилы вытянет работой своей, будто мёдом ей намазано, – ворчала она, – И характерец у ей… Не тётка , а… Просто мужик с яйцами и с бонбой в запазухе…