Он волочился по улице, надолго припадая к живым изгородям, а бабушка неотрывно смотрела в окно, будто готовясь выскочить. Когда же дядя Сеня, наконец, доползал до покосившихся ворот своего дома, бабушка облегчённо вздыхала и отходила от окна.

      В праздничных наборах, получаемых бабушкой в честь Дня Победы или Первого мая тоже попадались большие жестяные коробки: в них лежали сдобные квадратики печенья, присыпанные корицей. Оно было вкусное, но с «Курабье» не сравнить!

Но как же мне попасть в тот заветный буфет? Попросить деда? Он мог бы это легко сделать. Но – себе дороже. Какой же тогда сюрприз? «У него что в глазах, то и на языке», – говорит бабушка. Он от неё ничего скрыть не может. Разболтает, как пить дать и никакой неожиданности не будет! Бабушка смеётся и добавляет: «Дед, как ребёнок… Пришел, увидел, рассказал, будто бусы рассыпал…»

Что же делать?

Наконец, я вспомнила, что тетя Наташа – Сонькина мама печёт вкуснющее печенье из овсяных хлопьев. Может, его подарить? Но это не то! Не-ет! Надо «Птифур»!

Может, попросить Каху, чтобы он купил шоколадные эклеры, а лучше – корзиночки с ягодами в буфете музыкального училища? Илья Давидович Чкония – отец Кахи, декан дирижёрского факультета мог бы принести. Каха часто дарил красивые розовые коробочки с пирожными нам с Сонькой на дни рождения. А сашкиной сестре Марусе приносил их каждую неделю. Кахины глаза радостно вспыхивали, когда он видел, как улыбается сашкина сестрёнка. Язвительный насмешливый балагур Каха Чкония заливался нежным румянцем, кипятил чайник, заваривал чай и приносил Марусе.

Они сидели рядом, ели пирожные и беспрерывно смеялись.

Я никогда не видела Марусю такой весёлой и разговорчивой. Только рядом с Кахой. Да и сам Каха, когда кто-нибудь начинал говорить о сашкиной сестрёнке, менялся: становился нежным и счастливым.

Он заставлял Марусю съедать пирожные до крошки. И очень радовался этому. А на вопрос, почему он сам не ест, Каха отвечал, что однажды на каком-то празднике объелся пирожными. И теперь не может на них смотреть…

Я вспомнила, что в городке расклеены афиши: к празднику 8 Марта в концертном зале музучилища должны проходить праздничные концерты. Ждут музыкантов из Тбилиси.

Я обратилась к Кахе. Уже на следующий день он сообщил, что музучилище и местный концертный зал действительно готовятся к приему важных гостей, а на буфет отпущены какие-то таинственные фонды!

– Но этого, твоего, птичьего, со сложным названием, никогда не было, – Каха пожимал плечами и предлагал принести вместо печенья пирожные. Я отказалась. Нужен «Птифур»!

Но где же его взять?

И тут меня осенило: я вспомнила о рыжей Белле!

      К бабушкиной приятельнице Белле Львовне, которую называли Рыжухой, надо было идти далеко, в посёлок, за три километра от военного городка и КПП. Он находился на границе с густыми лесными зарослями. Там жили вольнонаёмные.

Бабушка рассказывала, что когда-то ещё перед войной Белла была главным человеком в общепите Одессы.

– О! – с восторгом говорила бабушка, – Не так-то просто быть кем-то в этом городе!

Беллу знали все, и не только потому, что она считалась большим начальником в посёлке: работала заведующей в большой столовой. И одновременно начальником маленькой гостиницы для приезжающих с проверкой высоких военных чинов.

Про «Рыжуху» болтали, что язык у неё похож на бритву, и лучше не попадаться. Но руки имеет такие, что другим и не снилось!

– Так все руки имеют, – удивлялась я.

– Руки рукам – рознь, не крюки, как у некоторых, а золотые. И руками этими Белла готовит так, что никому не угнаться. А в Одессе знают толк в еде, ты уж поверь, – красочно описывала умения своей приятельницы бабушка.