– Позвоните по этому номеру: вам расскажут, как можно получить помощь, – сказал я, протянув ей визитку.

Она машинально протянула руку, но остановила её на полпути.

– Мне жаль. Простите, – прибавил я.

Девушка взяла карточку. Мне было стыдно. Спеша уйти, я переложил покупки в пакет и выскочил из магазина.

Однако мне предстояло вернуться сюда ещё несколько раз. Почти четыре часа я бегал от дома до магазина, покупая продукты для моих дедушек. Катя, с которой я довольно часто пересекался, отважно носила пакеты наравне со мной. Мне такие походы даются тяжелее, особенно если надо бежать на верхний этаж, но она не знает усталости. Катя, Катя.

Мы садимся на скамейку у подъезда и молча сидим лицом к лицу с пустым двором. Держимся за руки, размышляя о хрупком равновесии, установившемся в мире. Всё, что мы знаем, застыло на краю пропасти и готово в любую минуту сорваться. Каждую минуту умирают люди. Каждую минуту кто-то теряет надежду. Каждую минуту чьи-то жизни превращаются в ничто. В нашем доме за прошлую неделю было пять самоубийств. Я занёс имена этих людей в книгу памяти, которую мы ведём с Катей уже несколько месяцев, практически с первого дня. Не знаю, пригодится ли она кому-то потом, может и нет, но мне приятно думать, что, сохраняя память об ушедших, мы бросаем вызов смерти.

Вернувшись домой, обедаем и садимся за компьютеры. Нам приходит много просьб о помощи, и мы стараемся делать всё, что в наших силах: общаемся с фондами, психологическими центрами, службами, составляем заявки, делимся контактами, сводим нуждающихся с профильными специалистами; часто сами выступаем в роли психологов, если кто-то, дошедший до края, цепляется за нас в последней надежде. Всему приходилось учиться с нуля. Поначалу было очень тяжело, но теперь мы умеем куда больше.

Катя принесла свой ноутбук в комнату, где я работал, сидя на диване. У меня затекла спина; я потёр лицо и спросил, как дела.

Катя показала мне новое письмо. Речь снова шла о деньгах. Мы как могли помогали: тратили свои сбережения, если нужно было действовать быстро или если фонд затягивал или отказывал.

Писала женщина из нашего посёлка. У неё двое маленьких детей-погодков. Муж, лишившийся работы, избивает её и сегодня утром, после очередного помутнения, грозил убить. Женщина не знает, куда он ушёл и когда вернётся. Она договорилась с центром помощи, но у неё совершенно нет денег на побег.

– Катя, мы сталкивались с обманом, – сказал я, указывая на экран ноутбука. Усталость давила на меня, хотелось лечь и уснуть мёртвым сном. – Надо проверить: встретиться, обсудить. Ты что? И сумма, посмотри, – она слишком велика.

Катя, прильнувшая было к моему боку, отпрянула.

– Она же всё объяснила! И мы знаем этот центр.

– Знаем, – пробормотал я.

Катя смотрела на меня как ребёнок.

– Чего ты ждёшь?

Мы живём, отдавая всё, словно в будущем нам уже ничего не пригодится. Точно и нет будущего.

Странно думать о таких вещах. После всех этих месяцев у нас по-прежнему нет чёткого понимания, что же дальше. Твоё «я» крепко цепляется за привычное, и это, конечно, скверно. Привычное – эгоист. Оно жестокое, самостное, оно шепчет: «Оставь и себе что-нибудь».

Когда-то были планы: мы хотели жить просто, дорожа счастьем, которое строим друг для друга. Теперь всё иначе. Мне бы поучиться у любимой женщины, как правильно смотреть на действительность, выдавить из себя этого страшного зелёного человечка, чей голос я иногда слышу в минуты, когда становится совсем плохо.

Катя сжала мою руку маленькими горячими пальцами. Потом взяла ноутбук и написала женщине на электронный адрес. Та отозвалась моментально. Имэйл – не очень хороший способ быстро обмениваться сообщениями, но иного не было. Раньше мне казалось странным, почему так много людей не пользуется более современными способами интернет-коммуникации, но я быстро понял, что такова жизнь. У замотанной женщины с двумя детьми и хозяйством при муже-абьюзере нет на это времени.