– Ещё раз! – крикнула Элизабет.
Гастон вновь активировал тазер, послав дополнительный разряд. Надир на мгновение застыл, его движения замедлились, и в этот момент ассистенты накинули на него нейлоновую сеть. Сеть, усиленная прочными волокнами, предназначалась для подобных ситуаций. Оживший пытался отбиваться, но был ослаблен, так как очередные разряды из тазера парализовали его мышцы.
– Быстрее! Держите его! – скомандовала Элизабет.
Наконец, Надира скрутили, связали руки и ноги, и под конвоем ассистенты отвели его в специально оборудованную камеру.
Камера представляла собой небольшое помещение с гладкими стенами, лишёнными каких-либо выступов или точек опоры. Потолок и пол были покрыты специальным материалом, который подавлял статическое электричество и затруднял передвижение. В центре находился стол, прочно прикреплённый к полу, а вокруг камеры была установлена система видеонаблюдения.
Однако, оказавшись внутри, Надир быстро адаптировался. Согнувшись и изогнувшись, он взобрался на стену, а затем, словно нехотя, переместился на потолок. Там он застыл, вися вверх ногами, как будто нашёл своё идеальное укрытие. Его тело неподвижно, лишь глаза медленно перемещались, наблюдая за окружающим пространством.
Тем временем у Элизабет зазвонил телефон. Она подняла мобильник и услышала голос директора Ричарда Трэша, ровный, но настойчивый:
– Фрау Харпер, зайдите ко мне.
Элизабет знала, что директор наблюдает за всем происходящим через камеры. Каждая лаборатория была под постоянным наблюдением – безопасность и контроль утечек информации были приоритетами. Вся работа, включая результаты экспериментов, представляла собой коммерческую тайну. Эти технологии, способные перевернуть представления о медицине и биологии, могли также стать оружием, за которое крупнейшие державы мира готовы платить миллиарды.
Она хорошо понимала, что если эксперимент удастся, проект можно будет выгодно продать. Пентагон, с его интересами в создании солдат будущего, уже был потенциальным клиентом. Но каждый шаг требовал осторожности, чтобы не привлечь лишнего внимания со стороны конкурентов и шпионов, ведь в мире биотехнологий каждая утечка информации могла стоить будущего.
Кабинет Ричарда Трэша поражал своей строгостью и холодной атмосферой. Пол был выложен тёмным камнем, отражающим тусклый свет, который падал с длинных металлических светильников на потолке. Серые стены практически лишены украшений, за исключением массивной картины в чёрно-белых тонах, изображающей крылья ангела, – символ компании Engelsflügel. Широкий стол из стекла и металла занимал центр комнаты, а за ним возвышалось кресло из чёрной кожи, в котором сейчас сидел Трэш. Его фигура, подтянутая и аскетичная, как будто сливалась с этим интерьером. В углу кабинета стоял небольшой стеллаж с книгами по философии, менеджменту и биоинженерии. Это пространство было рассчитано на то, чтобы демонстрировать порядок и контроль, а не комфорт.
Ричард Трэш был доктором философии, но его научная степень никогда не мешала ему быть блестящим управленцем. Его талант заключался в том, чтобы находить деньги, выстраивать связи и делать фирму успешной. Однако Элизабет Харпер – женщина, с которой ему приходилось работать, – была для него головной болью. Её напористость, готовность идти на крайности и полное отсутствие страха перед последствиями порой пугали его. Но он, кажется, догадывался, что двигало ей.
Когда Элизабет вошла в кабинет, Трэш молча бросил на стеклянный стол несколько фотографий. Она посмотрела на них – живая и счастливая девушка на первой фотографии, а затем та же девушка, мёртвая, лежащая в капсуле с трубками, соединёнными с её телом.