– Майор Хрусталев. Слушаю вас.

– Это я. Хочу сказать тебе, что я… что мне… Ну, в общем, я подаю рапорт и уезжаю.

Она бросила трубку.

А вечером, когда возвращалась из магазина с пакетами в двух руках, на нее обрушилась еще напасть. Из окна четвертого этажа, где жили соседи Хрусталева, в нее полетели яйца. Двое мальчишек и девочка поочередно вели свою атаку, попадали прямо в голову. По лицу Ружаны текла вязкая клейкая масса, на блузке желтели безобразные пятна. Из-за слипшихся ресниц не сразу поняла, что происходит – откуда, почему. Задыхалась от кошмара, казалось, что все это – дурной сон, вот-вот она проснется и все будет хорошо. На негнущихся ногах доплелась до своего подъезда, до своей квартиры. Зашла, сразу в ванную и разревелась. Сбросив испачканную одежду прямо в мусорное ведро, встала под душ.

Смыв, насколько возможно, обиду, раздражение, боль, она продолжала плакать. Что же это? Почему ей такой позор и унижение? Почти все гуляют по-черному, у каждого офицера есть любовница или подруга, и это считается нормальным. А у нее серьезное чувство, не просто интрижка. Игорь не раз заводил разговор по поводу развода с женой, но только через два года – после службы в Венгрии.

Она сидела на диване, кутаясь в полотенце, смотрела на себя в зеркало напротив: осунувшееся лицо, круги под глазами, морщинки вокруг губ. Да, время бежит, уже тридцать пять, а там – сорок и вроде жизнь прошла. Стала думать, что делать. Ведь завтра весь гарнизон обсуждать будет. Как быть?

Два года она отлично справлялась с обязанностями, на книжке уже накопилась хорошая сумма. Если доработать по контракту, то можно будет купить квартиру. Она так мечтала переехать с Алешкой в просторное жилье. И еще хватило бы на его обучение – парень через год хотел поступать в медицинский институт. И все рухнуло с появлением в ее жизни Хрусталева. Закрутило, закружило ее невесть откуда залетевшее чувство. Поверила, что скоро все разрешится: он разведется с женой, и они будут вместе.

Хрусталев, конечно, узнал о случившемся с участием его дочери. И только повторял: «Я виноват. Я что-нибудь придумаю…»

В гарнизоне, понятно, разговоры полились. От жен офицеров камни полетели в нее: холостячка, приехала мужа урвать, да не меньше майора – была бы их воля, они бы ей показали. Свободные женщины ей сочувствовали. А над Хрусталевым сослуживцы лишь подсмеивались: «Ну, Дон Жуан, попал в капкан. С бабами больше двух недель встречаться опасно. Забыл заповедь, теперь расхлебывай».

В голове Ружаны крутилась одна мысль: что теперь делать? Она урывками спала ночью: снились змеи, которые вылуплялись из яиц. Так плохо, как наутро после вчерашних ударов в спину и закидывания яйцами, она не чувствовала себя никогда. Механически встала, умылась, оделась, перед выходом глянула в зеркало:

– Боже… Жуть какая. Господи, спаси, сохрани и помилуй.

У дома стоял госпитальный УАЗик. Водитель, увидев ее, окликнул:

– Садитесь, Ружана Андреевна. Скоро выйдет товарищ майор и поедем.

– Нет, спасибо, я пешком, еще есть время.

Ей не хотелось никого видеть, хотелось оказаться сразу в кабинете, заняться работой.

Картинки из сна периодически приходили на память, расплывались, сливаясь с окружающей реальностью. Свет померк, будто пелену набросили на небесную лазурь и на фруктовые деревья за заборами. Мир вокруг стал серым, беззвучным, чужим. В ушах так и звенел смех и крики мальчишек из окна: «Тетка-дура, так тебе и надо». На душе было черно.

На следующее утро Ружану нашли в коридоре – на стуле у окна. Обняв баллон с «веселящим» газом, который использовался для наркоза, положив голову на подоконник, она как будто спала. Рядом лежала трубка с загубником. Веки полуприкрытых глаз были синими и припухшими. Отечным было лицо.