– Оставь… замолчи… Входи в калитку… Разве не видишь, что наши соседи сидят за воротами на скамейке и слушают.

Семейство подошло уже к своей даче, и все поодиночке входили в калитку палисадника.

На террасе был накрыт обеденный стол. Красивая горничная хотела снять с барина пальто, но он замахнулся на нее и крикнул:

– Пошла прочь! Ничего мне от тебя не надо! Иди к своему солдату…

– Ах, барин, да за что же тут сердиться! Рыба ищет, где глубже, а человек, где ему лучше. Живи вы на даче не в Шувалове, а в Красном Селе или даже близ Красного Села, в Стрельне, что ли, и никогда я от вас не отошла бы, – отвечала горничная.

– Переехать для тебя еще не прикажешь ли! Не смей служить у стола! Не желаю я тебя видеть. Нянька нам послужит. И за это няньке ситцу хорошего на платье. Тебе хотел подарить за раннее вставанье на даче и ставленье для меня самовара, а уж теперь ничего не получишь.

Горничная удалилась. Все семейство уселось за стол. Служила нянька. Подали ботвинью. Мать налила тарелку ботвиньи и, подавая ее отцу, сказала:

– И неужели за эти три дня ты не нашел даже мало-мальски подходящей для нас квартиры?

– Решительно не нашел. Есть квартиры, но или непомерно дороги, или ход скверный, или ход хороший, но в квартиру надо лезть, как на колокольню.

– Вахлак, совсем вахлак! Рохля… О, ведь я знаю тебя!

– А ежели так будешь ругаться, то я вот возьму да и заключу опять на год контракт у старого хозяина на старую квартиру, так, по крайности, не перевозиться, – строго сказал отец. – Мне она не мала, я ею доволен, а это вам она мала стала.

– Ну, барин, ежели мы на зиму останемся при той же детской, что теперь, так ищите себе няньку. – Уйду и я от вас, как горничная уходит, – проговорила служившая у стола нянька. – Помилуйте, там повернуться ведь негде.

– Слышишь, слышишь, что она говорит! – воскликнула жена.

– Да ведь это также и к тебе относится.

– И никто у вас жить не будет, – продолжала нянька, – потому у вас даже людской комнаты нет, где бы прислуга могла своего гостя принять, а без гостей нынче никто не живет. Кухарка в кухне около плиты на кровати жарится, горничная – в коридоре…

– Молчать! Что это, в самом деле, с вами сладу нет! – закричал отец семейства. – Жена поедом ест, дочери гложут, и, уж наконец, даже нянька напустилась!

– Кричи, кричи… – иронически сказала ему супруга. – Ты только кричишь, а соседи слышат и разнесут по всей улице, что у нас драка была.

Отец семейства умолк, стал хлебать ботвинью, но ему не елось. Он отодвинул от себя тарелку и проговорил:

– Собачья жизнь… До того устал, что даже никакого аппетиту нет, а ведь сегодня даже не завтракал, потому что во время завтрака квартиры смотрел.

VIII

Обед продолжался.

За вторым блюдом квартирное горе несколько стушевалось. Отец семейства порешил с завтрашнего дня поручить предварительное отыскивание квартиры канцелярскому сторожу и уж по его следам делать осмотр более подходящих квартир. Более хладнокровно отнеслись и к неприятности, что нужно искать новую горничную. Жена даже говорила:

– С одной стороны, я даже и рада, что она уходит. Щетками стала белье тонкое стирать и уж многое что перепортила.

– Да, да… Воротнички у меня у сорочек то и дело в усах.

– Вот, вот. Сорочки-то она щеткой и рвет и, главным образом, воротнички, – подтвердила жена. – Я несколько раз ей говорила, чтобы она не смела этого делать, но она не слушается. Ты вот что… Ты завтра зайди в контору для найма прислуги… – обратилась она к мужу.

– Опять я? Да что я за вьючная лошадь такая! – воскликнул тот. – Я и квартиру ищи, я и закупки в городе делай и на себе тащи и, наконец, уж прислугу нанимай!