Приняв к рассмотрению английскую модель построения научных образов и рассмотрев примеры одного и того же научного факта, который для различных случаев имеет разную структуру (модель физического явления), он пишет: «Таковы наглядные образы одного и того же. … В английских трактатах нечего искать чего-нибудь аналогичного теориям континентальных ученых, ибо в них – или чувственно-созерцаемые модели-машины, или наглядно-мыслимые математические символы, поддающиеся различным комбинациям и преобразованиям и стоящие в сознании вместо изучаемых процессов». И, сравнив научный подход с подходом «правильности» в искусстве, делает вывод: «Очевидно, и в физике не требования логической стройности определяют научную ценность какого-нибудь Максвелла, а напротив, вольности Максвелла учат о необязательности в науке внешней системы и логического порядка». Но логика научных исследований требует: «Прежде чем объяснить физическое явление, надо установить его. Но установить – это значит опытно открыть, какие именно величины q определяют его, измерить их и связать их между собой и со временем». И, если эти связи установлены, то в дело вступает математика, так как эти параметры могут быть связаны через дифференциальные уравнения, а: «Если даны дифференциальные уравнения параметров, то тем самым явление описано». Но, тем не менее: «все объяснения условны, ибо всякому данному объяснению с равным правом может быть противопоставлено другое, этому – опять новое, – и так до бесконечности.… Ведь объяснение притязает непременно на единственность, между тем как эти модели действительности допускают беспредельный выбор. Объяснение есть точное знание, а эти модели – игра фантазии». По поводу возможности объяснения физических, а в общем случае любых явлений природы на умозрительных моделях, он философски разъясняет: «Объяснение аподиктично, а модели – лишь гипотетичны, и вечно гипотетичны, по природе своей обречены на вечную гипотетичность. …истинный, философский смысл "возможности механического объяснения" есть именно "невозможность", тогда как слово "возможность" может быть употреблено в особом рабочем значении». И развивая эту мысль, пишет: «физика, …есть описание, но описание это может быть воплощено и в абстрактные символы математики, и в конкретные образы механики. Но…, ни математические формулы, ни механические модели не устраняют реальности самого явления, но стоят наряду с нею, при ней и ради нее. Объяснение хочет снять самое явление, растворить его реальность в тех силах и сущностях, которые оно подставляет вместо объясняемого». Понимая, что каждый исследователь хочет дать свое объяснение того или иного явления, который он изучает, зачастую считая, что именно его объяснение наиболее адекватно отражает это явление, Флоренский предупреждает: «Было бы крайней нечуткостью к жизни считать наиболее экономичным один-единственный путь мысли, свой собственный, и не понимать, что экономичность или неэкономичность известного мысленного действия определяется не действием, как таковым, а его местом и назначением в целостной духовной деятельности данного психологического типа и даже данного мыслителя». Соединяя на моделях объяснения понятий явлений природы с искусством, которое в разных своих формах также моделирует реальную жизнь, замечает, что: «…вообще всякий подмен искусства имитацией жизни, вот преступление и против жизни, и против искусства, соответствующее расплывчатости рубежей между научными образами и изучаемой действительностью». Далее он делает очень знаменательный вывод – «