– Католики мы, католики! Детей-то пощадите, нехри…

Фраза оборвалась на полуслове. Ожидая самого худшего, д’Англере растолкал их локтями и пробрался наверх. Это был тот самый зал, из окна которого он совсем недавно наблюдал за армией гугенотов, входившей в Париж. На полу в луже крови лежала матушка Фуке. Рядом с ней, хватаясь за ее юбку, в голос ревела пятилетняя девочка.

Другая девочка, лет тринадцати, старшая дочь мэтра Фуке, судорожно пыталась оттащить сестру от умирающей матери. Мальчишка лет семи забился в самый дальний угол. Он непрерывно икал и в ужасе таращился по сторонам, явно не понимая, что происходит.

– Кто это сделал? Вы что?! Не в своем уме?! – д’Англере не понимал, как такое могло случиться.

– Эта баба скрывает гугенотов! – крикнул кто–то. – Проваливайте-ка отсюда, сударь, подобру-поздорову!

Но шевалье и не думал проваливать.

– Убирайтесь, – велел он непрошеным гостям и поудобнее перехватил шпагу. Что-то в его лице было такое, что ополченцы, совсем еще недавно храбро сражавшиеся с женщиной и детьми, нерешительно мялись у входа. Их было пятеро против одного, и им, пожалуй, казалось глупым выполнять приказы этого странного господина.

– Это вы уходите, сударь, пока целы, – спокойно возразил старший из них, державший в руках топор. – Здесь прячутся гугеноты, а эти люди им помогают.

– Эй, Жако! Хватит болтать, может, он и сам гугенот, только белую повязку нацепил! Давайте-ка, робя! Подна…

Он не успел договорить, потому что клинок д’Англере пробил ему горло. Кровь фонтаном хлынула на ковер и белую скатерть.

– Ну? – угрожающе произнес шевалье. – Кто еще думает, что я гугенот?

Они разом отступили, шарахнувшись от товарища, что еще корчился на полу, издавая булькающие звуки.

– Слышь, Жако… А может, он и правда, эта… католик… Ну его…Некогда нам…

С опаской глядя на незнакомца, они попятились к выходу, подстегиваемые угрюмым взглядом шевалье. Когда они наконец ушли, д’Англере наклонился к матушке Фуке. Несмотря на лужу крови на полу, она была жива и тяжело дышала.

Он стащил со стола скатерть, скомкал ее и зажал ею рану.

– Эй ты! Как тебя? – д’Англере огляделся в поисках старшей девочки.

– Я здесь, господин, – надо отдать ей должное, она быстро сообразила, что ему требуется ее помощь.

– Полотенце неси! Где у вас полотенце?

– Сейчас, господин…– она ненадолго исчезла из поля зрения. – Вот, возьмите, – ее тонкая рука, протягивающая ему полотенце, мелко тряслась, но она делала что нужно и не теряла головы. «Молодец девчонка», – краем сознания подумал д’Англере.

Он взял полотенце и перетянул рану, как мог. Потом поднялся с колен и повернулся к девочке.

– Где господин Фуке? Твой отец где?

– Он…у-ушел… бить еретиков… сказал закрыться, но тут был раненый, и матушка… его впустила…

– Ясно. Давай-ка перетащим ее в подпол, – он снял столешницу со стола и осторожно перенес на нее мадам Фуке.

Д’Англере никак, никак не мог допустить, чтобы она умерла. Он вспомнил свою собственную мать, к которой так и не успел на помощь…

– Что стоишь? Помогай, – велел он девочке, – держи второй край.

Вдвоем медленно и осторожно они несли в подпол раненую женщину. Младшая очень мешала им, продолжая реветь и хвататься за мать. Д’Англере хотел прикрикнуть на свою помощницу, чтобы она убрала куда-нибудь сестру, но сообразил, что ей-то приходится намного тяжелее, чем ему самому.

Устроив мадам Фуке в подполе, он взял еще одну скатерть и прижал к ране.

– Держи крепко, – сказал он, – попробуй остановить кровь. Я приведу доктора, иначе твоя мать умрет.

Он вылез наверх, сгреб в охапку мальчишку, который продолжал икать и бессмысленно пялиться на него, спустил его в подпол к матери и сестрам.