– Откуда мне знать, – пожал плечами Конде, – всегда может что-то случиться.

– И что мне нужно сделать с этими бумагами?

– Понятия не имею, – буркнул принц. – Я ведь не знаю, что в них написано, сам решишь, когда прочтешь.

Генрих задумчиво кивнул; им навстречу уже открывались ворота Лувра.


***

Проводив посетителей, Колиньи с трудом уселся в кресло. Нужно было добраться до спальни и хоть чуть-чуть отдохнуть. Завтра будет много дел.

Куда сильнее, чем раненая рука, его беспокоила новая вспышка ненависти, грозившая похоронить под руинами Сен-Жерменского мира давнюю мечту адмирала.

А мечта у него была. И какая! Объединение французов обеих конфессий против общего врага – католической Испании. И мечта эта, еще недавно призрачно маячившая на горизонте, теперь семимильными шагами приближалась к своему воплощению.

Конечно, пока речь не шла о вторжении в испанскую метрополию, но добровольческий корпус Жанлиса и де Ла Ну, спешивший на помощь принцу Нассаусскому, героически воевавшему во Фландрии против дона Альбы, уже пересек границу между Францией и испанскими Нидерландами. Каждый день из Парижа на север уходили отряды волонтеров, а королевские войска готовились к выступлению. Карл, уставший от вероломства испанских союзников, поддержал эту затею на последнем Королевском совете.

И теперь пожалуйста! Это глупое покушение! Колиньи готов был дать отрубить себе руку полностью до самого плеча, если бы это хоть на дюйм приблизило его к заветной цели.

Вот только людей бы как-то успокоить, чтобы дров не наломали от избытка рвения.

Адмирал с трудом встал и сделал шаг к двери. Ему, знаменитому воину, не пристало звать слуг, чтобы добраться до кровати. Но вдруг он почувствовал, что пол уплывает из-под ног. Здоровой рукой он ухватился за спинку кресла и перевел дыхание. Сердце стучало не в груди, как ему полагалось, а где-то в голове, подобно колоколу, который звонил сегодня весь день. Проклятая лихорадка! Нет, он не позволит ей сорвать его планы в такой момент! Вот только немного поспит и завтра снова займется делами. Он справится, как справлялся всегда.


***

Тем временем герцог Анжуйский блуждал по своим покоям, словно загнанный зверь.

– Да-а, мой принц, – протянул шевалье д’Англере. – Я не пылаю любовью к адмиралу Колиньи, но стрелять в него из вашей аркебузы, когда Париж набит гугенотами, словно бочка огурцами, – верный способ расправиться с вами, а не с ним. Моя бы воля –пристрелил бы самого Гиза, ей-богу.

Герцог Анжуйский слушал своего шута и нервно грыз орехи.

– Пристрелить Гиза… хорошая идея, – рассеянно произнес принц. – Но что же нам делать? Что? В Лувре десятки гугенотов! А в городе их тысячи! Гвардия Генриха Наваррского немногим меньше парижского гарнизона и состоит из отборных солдат!

– Вот именно, – д’Англере вспомнил тот день, когда наблюдал из окна трактира «Синий петух» за войсками, входящими в город. – Так что теперь, когда Гиз поссорил вас с гугенотами, от герцога уже не отвертеться. Вы с Гизом теперь союзники навеки, поздравляю. Надеюсь, вы рады такому другу… Впрочем, по-настоящему плохо даже не это.

– Не это?! А что?

– Понимаете, мой принц… – негромко заговорил шут. – Мы не знаем их планов, но и они тоже не знают наших. Мы боимся их, а они нас. Поэтому все мы сидим на бочке с порохом. Любая драка, любая уличная ссора может стать искрой. И никто не в силах даже предположить, к чему приведет этот взрыв. Если бы мы имели две армии в поле, то могли бы отсидеться каждый за своими укреплениями. Но у нас нет укреплений, за которыми мы могли бы спрятаться! Даже здесь, в Лувре, мы не чувствуем себя в безопасности. Если им взбредет в голову напасть среди ночи, нас просто перережут, как курей, – заключил он.