– Это мне?

Ивонн перестала сутулиться, села прямо. Мужчина на скамейке непринужденно, положив ногу на ногу, листал газету.

– Да! Возьмите.

Ивонн взяла стебель большим и указательным пальцами, бутон поднесла к лицу. За тридцать лет жизни, пятнадцать из которых она находилась в тесном общении с мужчинами, никто не дарил ей хризантем. И то, что существом, нарушившим это правило, оказался ребенок, стало еще одной вещью, которая вошла в список странностей, произошедших с Ивонн в Нуабеле.

Отец за спиной девочки стрельнул глазами из-за газеты и, прежде чем снова уткнуться в чтение, изобразил на лице гримасу, словно он съел лимон, – он закатил глаза, но дальше Ивонн смотреть не стала.

– Как тебя зовут?

– Мия.

– Мия? Красивое имя. А меня Ивонн.

– Очень приятно, – Мия на тоненьких ножках сделала реверанс.

Ивонн снова понюхала цветок и порадовалась, что перед ней ребенок, а не его отец, который примет ее смущение за сигнал.

– И за что мне такой подарок?

– Просто так.

– А как зовут твоего папу?

– Дирк.

– Ясно, – сказала Ивонн. Щеки у нее стали горячими, и она подняла лицо к небу. Сложив на груди руки, Дирк смотрел на нее со своей скамейки, а половина сложенной пополам газеты торчала из стоящей рядом расстегнутой сумки.

– Просто так?

– Да, – Мия посмотрела себе под ноги. Пружинки на голове беспокойно задергались. – Вы красивая.

– Спасибо, – сказала Ивонн. – Ты тоже красивая…

Кофе больше не действовал. Строчки снова задергались и поехали. Вернулись голоса. Шум, неразборчивый шепот как будто несся из всех углов. Ивонн положила ручку на блокнот и, растопырив пальцы, подняла пятерню над столом. Подвигала вверх и вниз. Рука оставила в воздухе шлейф. Значит, дело дрянь.

«Ты красивая»

Да, верно, – подумала Ивонн. — Девочка, кажется, ее звали Мия, назвала меня красивой, потому что именно так записано в набросках к статье. И она всего лишь ребенок. Глупо подозревать ее в заговоре с целью свести с ума журналистку, которая собралась покопаться в грязненьком деле.

Но нет, «Дело о скелете» не пахло. Тут сомнений быть не могло. Оно смердело как труп. Ивонн предпочитала трезво смотреть на вещи и всегда находила истории, способные потрясти до глубины души, потому что ради эмоций тысячи людей покупали «Столичное обозрение». Скверный душок так и не выветрился спустя двадцать семь лет, как «Дело…» замяли, и не исключено, что нужной папки в полицейском архиве давным-давно след простыл.

Единственный свидетель (он же соучастник событий), ко всему прочему, – главный полицейский города. Да, потрудилась она хорошо – намотала сотни километров, разъезжая по всем местным библиотекам; остановила на улице парочку старожил. Эмос Андервуд побледнел, когда понял, что она знает многое из того, о чем он предпочел бы не говорить.

Не исключено, что ядром заговора был именно он. Теплое место, большая зарплата. Первый парень на деревне. Ему было что терять.

К столику подошел улыбчивый официант в смокинге. Он наклонился к Ивонн, повертел головой, убедился, что их никто не слушает, и сказал:

– Все так и есть, госпожа Шнайдер. Девочка – наш агент, а в цветок мы насыпали нервнопаралитический газ, из-за которого твой пульс в состоянии покоя составляет сто двадцать ударов в минуту. Плюс крайнее возбуждение коры головного мозга и блокировка выработки мелатонина в гипофизе. Вы больше не сможете спать. У вас в запасе меньше пяти дней. Но шанс на спасение все-таки есть, – официант загадочно улыбнулся и похлопал по запястью, где у него, вероятно, пряталась ампула с противоядием. – Вам нужно залезть на стол и прокричать на весь зал: ку-ка-ре-ку!