«На свете существуют потроха. Видели вы, как в деревнях устраивают розыгрыш бродягам? Берут старый кошелек и набивают тухлыми куриными потрохами. Так вот, говорю вам, человек – такой же кошелек, только большой, подвижный, жадный, а внутри – пшик», – пишет Селин16.

Главный герой «Путешествия…» Селина, в отличие от героя Ремарка, аморален. У Бардамю нет друзей на фронте, рядом с ним нет ни одного положительного персонажа. Всех своих начальников, старших по званию он считает исключительными сволочами и желает им всем скорейшей смерти. Если Пауль, герой книги «На западном фронте без перемен», получив отпуск, навещает мать своего убитого однополчанина с целью успокоить и разделить её скорбь, то Бардомю с товарищем в аналогичной ситуации преследуют одну цель – обратить её скорбь и своё сочувствие в деньги. Чтобы получить привилегии и признание в обществе, Бардомю врёт о своих подвигах, а чтобы не попасть на войну, активно симулирует перед врачами. Нужно правда отметить, что во всех аморальных поступках Бардамю только следует чьему-то примеру или участвует как пассивный соучастник. Он «не совершил ничего по-настоящему преступного», Селин всё-таки не даёт ему полностью взять на себя тяжесть содеянного, и не даёт ему самому совершить каких-то уж совсем запредельных поступков. Наверное, это сделано Селином, чтобы удержать читателя в своём дебютном романе, чтобы тот не отверг главного героя, через которого ведётся всё повествование, чтобы между читателем и героем была сохранена связь.

Но не будем отождествлять самого Селина с его же Бардамю. Во всяком случае, Селин точно трусом не был, о чём свидетельствуют и его ранение, и его награды (о них я упоминал уже во вступлении). Когда началась Вторая мировая война, Селин снова просился добровольцем и в качестве врача успел поработать на военном судне, что тоже свидетельствует в его пользу.

Если разрыв между самим Селином и героем «Путешествия на край ночи» существенен, то уже последние романы Селина, а именно, трилогия из книг «Из замка в замок», «Север», «Ригодон», чуть ли не полностью автобиографичны. Они описывают злоключения автора уже во Вторую мировую. Селин тогда непосредственно в боевых действиях не участвовал, но на его долю достались всевозможные лишения и тяготы гражданского лица во время войны. Голод, болезнь, контузия сопровождали Селина при его бегстве через пол-Европы под бомбами авиации союзников. Эти страдания многократно усилили его антигуманизм. Его обвинения человечеству приобретают апокалиптический характер:

«…этот порядок установился задолго до Рождества Христова!.. нашу болтовню никто не слушает!.. на театральных постановках все зевают! кино, телевизор… и вдруг, бац – катастрофа! и верхи, и низы жаждут одного: крови!.. циркового представления!.. с предсмертными хрипами, стонами, полной ареной внутренностей!.. нет, шелковые гольфы, накладные сиськи, вздохи, усы, Ромео, Камелии, Рогоносцы… их больше не устраивают!.. им подавай Сталинград!.. горы оторванных голов! Героев с членами во рту! победители грандиозного фестиваля возвращаются с тележками полными окровавленных глаз…»17.

Все свои достижения в науке и технике человеческая цивилизация, в конце концов, использовала, чтобы саму себя уничтожать, Селин видит «в этом гениальность Архимеда, Ньютона и Паскаля»18. Свой приговор Селин вынес из своего личного опыта. Ведь если, перефразируя Ницше, заглянуть в бездну, то и бездна посмотрит в тебя. И, судя по его произведениям, бездна Первой мировой войны, из которой он вышел контуженым инвалидом, и бездна Второй, которая сделала его уже законченным мизантропом, сильно всмотрелись в него.