Но Маша так взглянула на подругу, что та поспешила ретироваться вместе с темнокожим спутником. Они исчезли, но Маше показалось, что широкая белозубая улыбка еще некоторое время висела в воздухе, как у чеширского кота.

С возвратившейся Олесей Маша попыталась поговорить очень сурово, чтобы вразумить раз и навсегда. Но куда там!

– Тебе двадцать восемь лет! – в Олесиной интонации звучал затаенный ужас, словно Маша давно перешагнула двухвековой рубеж. – А ты до сих пор не замужем. Ты женщина с неустроенной личной жизнью!

– С устроенной! – сопротивлялась Маша. – Меня все устраивает – значит, с устроенной! Хватит осаждать меня красавцами. Дай мне прийти в себя после развода!

– Уже шесть месяцев прошло!

– Олеся!

– Ну, хорошо, хорошо! Больше не буду о тебе заботиться, даже если попросишь.

Но исполнить обещание Олесе было не под силу.

– Так что там с мужчинами? – уточнила Олеся, заинтригованно дыша в трубку.

– Мужчины спят, – сообщила Маша. – И я тоже сплю! Позвоню позже.

– И все расскажешь! – настойчиво потребовала Олеся.

– И все расскажу, – слукавила Маша. – Пока!

Она отложила телефон и закрыла глаза. Но сон, как назло, испарился после разговора. Маша лежала в постели и вспоминала свой неудачный брак.

…………………………………………………

Есть взрослые женщины, которые настоящие взрослые женщины, а есть выросшие маленькие девочки, играющие во взрослых женщин. Их нормальное состояние – это удивление. Они рожают детей, удивляясь сами себе, водят машину, говоря каждый раз «ну, я совсем как большая», ходят на работу с той же увлеченностью, с какой в пять лет играли в куклы. С некоторых эта детскость облетает со временем сама. Другие теряют ее, получив оплеуху от судьбы – резко, наотмашь. А третьи сохраняют до самой смерти. И в гробу лежат с таким лицом, как будто сами удивляются: «Надо же! Вы только посмотрите, я – и в этом деревянном ящике! Разве не странно?»

Маша Успенская была из этих, последних.

Когда она встретила Артема, ее все в нем удивляло. Во-первых, невероятный красавец. Во-вторых, что поражало еще больше, не глуп.

Маше единственный раз в жизни попадался похожий типаж мужской красоты: он пользовался в компании большой популярностью, поскольку умел глазом открывать пивные бутылки. Когда все бутылки бывали открыты, окружающие теряли к нему интерес. В том числе и девочки.

Поэтому поначалу Машу поражало даже умение Артема строить связные фразы. Глобально – его способность разговаривать. В нем было что-то от красоты дерева, скалы или цветка. Ведь никто не ожидает, что они станут обсуждать пьесы Чехова или живопись Моне…

Но Артем разговаривал, и говорил умно и по делу. Он даже подшучивал над собой, что поднимало его в Машиных глазах на недостижимую высоту. Красивый умный мужчина, ироничный, образованный, прекрасно играющий на фортепиано, влюбленный в нее… Маша перечисляла достоинства любимого и мрачнела. Должен существовать какой-то подвох. Должен!

И подвох нашелся. Он носил красивое имя Изабелла, сокращенно – Белла. Белла Андреевна.

Белла Андреевна была мамой Артема. Она вырастила сына одна, без мужа. То есть мужья наличествовали, даже двое или трое, но к воспитанию мальчика не допускались. Белла желала сама взрастить цветок своей души.

Артем привел Машу в просторную квартиру в старом районе Москвы, где подъезд называли парадной, как в Питере, а возле лифта сидел консьерж с моноклем. Этот консьерж так поразил Машу, что она даже не услышала предупреждение Артема.

– Мама вечно боится, что я приведу кого-нибудь не того, – с улыбкой сказал он. – Постарайся ее понять. Все-таки я единственный сын.