Магазина этого Георгий не знал, да и невозможно знать все поголовно городские скупки, особенно в кривых и тёмных переулках, но что-то в прочитанном и увиденном показалось ему вдруг слишком знакомым, чтобы быть случайностью. И он направился к не запертому ещё входу.

– Закрываемся! – сообщил вместо «здравствуйте» одутловатый продавец в тёмном костюме, вытаскиваясь из-за старого письменного стола и устремляясь наперерез.

– И вам всяческих благ, любезный, – приятным голосом отозвался Георгий, идя прямо на пухлого приказчика, словно желая брать его на таран. – Олег Васильевич у себя?

Последняя фраза круто изменила маршрут старьёвщика, он будто нырнул куда-то вспять, а недружелюбие, изогнувшись петлей, оборотилось вдруг вдумчивым участием.

– Вы договаривались? – уточнил он, деликатно отступая с прохода.

– Мы договаривались… – подтвердил Георгий. – Ох, мы договаривались… До чего мы только ни договаривались! Зовите его, почтенный, не канительтесь.

Приказчик испарился, а через десяток секунд в зале возник джентльмен с седой шевелюрой и ухоженной бородкой, в дорогой тройке и галстуке. Ботинки мягкой кожи вышагивали по паркету почти бесшумно.

– Игоревич! – сказал импозантный господин. – Твоё-то туловище как закатилось в наши палестины, мы же вроде бы никому не исповедовались?

– Слишком уж аура у тебя узнаваемая, Васильевич, – не сморгнул Георгий. – Она звала меня во мраке, и вот я здесь.

– Понятно, – констатировал антиквар, сцепляя руки на животе. – Денег требовать пришёл…

– Да урезонься ты, что за скопидомная у тебя душа?! – Георгий направился к ажурному стулу в центре зала и уселся на него. Хозяин лавки, чуть поколебавшись, занял стул напротив. – Вот стал бы я партизанскими тропами мотать по Петроградке, чтобы явиться к тебе негаданно и стребовать долги? За кого ты меня держишь, дружище?

– Темпора мутантур[1], как говорят у нас, жлобов, – сообщил седовласый владелец салона, внимательно изучая гостя. – Был ты всегда мужик правильный и не марамой, так ведь меняются люди, сам знаешь.

– Завязывай, Крестовский, а то поссоримся, хоть это нынче и расточительно. Партнёров нужно беречь…

– Ну, тут я соглашусь. А чего пришёл-то, если не за бабками? И как ты нас вычислил?

– Да проще пареной репы, Васильевич. Во-первых, выкидыш русского языка «предметы быта» на вывеске мало кто жалует. А во-вторых, все магазины у тебя назывались по-дурацки, но непременно в одно слово и всегда на «р». Вот так…

– Логично, – невозмутимо признал Крестовский. – Но ты на первый вопрос не ответил.

– А здесь и рассказывать нечего – в доме напротив навещал одного сквалыгу.

– Это Долгова, что ли?

– Вероятно. Фамилию мне не назвали, а потом и спрашивать стало не у кого. Вот та дверь, с поломанным замком, квартира тридцать восемь.

– Долгов, – подтвердил Олег Васильевич. – Он нам день на день чего-нибудь тащит, показывает. Дядька-то, между нами, знающий. Продаёшь ему чего?

– Да нет, там другая история, – и Георгий в подробностях описал свой визит в странную квартиру.

– Да ты что, помер Долгов? – Крестовский был искренне опечален. – И Терлицкий чуть не того? Дела…

– Вот-вот, – Георгий откинулся на резную спинку. – Не представляю, что за плашку нарыл наш Яша, если вокруг неё учинился весь этот хоровод…

– А я как раз могу это предположить, – процедил солидный Олег Васильевич, нацепляя очки и роясь в какой-то папке. – Не так давно Долгов хвастал одной майоликой, про которую я лично ничего толкового сказать не мог. Ты ведь, кстати, по керамике кандидатскую защищал, верно?

– Безошибочно, – подтвердил Георгий. – По атрибуции. А что, у тебя и фотография есть?