– Это от души! – отозвался антиквар. Повисла пауза. – Я… Вот… Меня зовут Георгий…

– Рад знакомству, – старик подошёл ближе и снова воззрился на непрошенного гостя. – Сосед будет здесь, полагаю, через пару минут.

– Как мне к вам обращаться? – решил завернуть с другого конца хитроумный этнограф, но исход был ровно тем же.

– Как вам больше нравится, – без затей отозвался хозяин. – У меня столько имён, что они перестали значить что-либо вообще.

– Простите?.. – Георгий уставился на говорившего, а затем на отвар в чашке, пытаясь понять, не пристроил ли дед туда мухомор. – Неожиданно… Вы… Вас…

– Интересный вы персонаж, Георгий Игоревич! – старец опустился на край лавки. – Хорошо, будь по-вашему. Зовите меня Анастасием.

Нет, мухомор определённо в чае имелся; ведь не называл же Георгий своего отчества, это он помнил точно. Да и имечко у старикана тоже отдавало умоповреждением.

– А… – начал было неудачливый ездок на электричке, но дед мягко остановил его:

– Не волнуйтесь, никакого дурмана в вашем питье нет, – (догадался ведь, ветеран). – Просто у нас тут не самая рядовая компания. Да и привычки… Сосед мой, к примеру, тот, что прибудет сейчас, – у него тоже имён бездна, и все фальшивые. Чаще прочего люди называют его Ферапонтом Одноруким.

– А он однорукий?

– Ни в коем случае, – старец удобно обустроился на скамье. – Рук у него две, и дай бог каждому ими так управляться, как может он. Словом, никакой не Однорукий, да и не Ферапонт. Но называют…

– А почему? – поинтересовался окончательно сбитый с толку Георгий.

– Следствие одной весьма старой ошибки, хотя кому это теперь интересно?! – назвавшийся Анастасием пожал плечами. – Кстати, полагаю, он предложит вам иную манеру беседы, так что не заскучаете.

– Но он врач?

– О, в этом можете быть уверены. Здесь уж без вопросов, определённо врач. Впрочем, вот и он.

Тут Георгий и сам увидел, как в окне со стороны деревьев движется некая фигура, тоже бородатая, седая, но ниже и коренастее хозяина избы. Накидка на плечах походила на гибрид рясы и халата, штаны висли пузырём. Перемещался старик причудливо: сначала казалось, что он едет на странном самокате, потом транспорт был опознан как род циркового колеса с седлом. В действительности же ни седла, ни циркового прошлого у колеса не имелось. Вызванный Ферапонт восседал на самом обычном деревянном катуне, причём ухабы и кочки преодолевал так мягко, как не мог бы позволить себе и тяжёлый вездеход; скорость у ездока получалась внушительная. Как старик держится на своем одре, оставалось загадкой, но долго думать над ней не вышло: спустя мгновение необыкновенный всадник стучался уже в дверь и ещё через секунду входил в горницу, неся с собой весёлый и тонкий дух земляники и полыни.

– Ну? – сказал Ферапонт вместо приветствия.

Анастасий молча кивнул в сторону искалеченной руки, которая тем временем совсем перестала болеть.

– Нда!.. – широченная лапа легко извлекла из угла капитальный, как гиря, стул, и прибывший эскулап солидно разместился рядом с георгиевым локтем. Пока одноколесный наездник глядел на рану, пациента вдруг наново осенила неожиданная идея, заставившая ещё раз усомниться в только что выпитом: как же старик ухитрился пригласить соседа, когда он не звонил, не сигналил флажками и не дергал за телеграфные веревочки? И отчего в избе светло? Действительно, снаружи Георгий явственно видел, что окна в доме горят, но никакой лампы не имелось. Свеча, скупо тлевшая по самой середине стола, и печная конфорка не могли дать и малой части той иллюминации, что заполняла избу. Впрочем, самое непонятное – это почему плотные уже сумерки на дворе при взгляде через стекло отступали: Ферапонтово путешествие, например, было отлично видно в деталях, и никакие отражения не застилали обзор.