Седовласая женщина ахнула, увидев произошедшее у неё на глазах чудо, и забегала вокруг мужа, причитая от счастья. Потом подскочила ко мне и пожала руку.

– А я уже и не верила! – затараторила клиентка. – Значит врут про вас, что вы ничего в зельях не понимаете. – А вот мы уже и на «вы» перешли, я одобрительно кивнула. – Только как же вы так умудрились из одной бородавки целое море до этого сделать?

– А кто сказал, что это я умудрилась? – на что женщина удивлённо приподняла брови. – Это мой слуга траву одну неудачно перепутал.

– Какой слуга? – она насторожилась.

– Да вот этот и перепутал, – указала я на Гункана, который аж подскочил от этой новости. – Только вы на него не сердитесь, он и так у нас здоровьем обделённый. Вон даже говорит с трудом…

Она пристально посмотрела на старичка и, словно убедившись в его немощности, уже более благосклонно снова взглянула на меня.

– Эх, жаль только, что вы целый котёл противоядия наварили. А хватило-то всего чашки, – сказала женщина с досадой.

– Почему сразу жаль? Может, оно ещё пригодится.

А про себя добавила: «Кто знает, сколько вас таких ещё по городу ходит?!»

Мои клиенты благодарно раскланялись и уже собирались уходить, когда я припомнила один старый ведьмовской обычай, давно изживший себя. Раньше каждый, кому ведьма помогала, должен был что-то оставить ей и её избе в благодарность. Сейчас так никто уже не делает, но, как наставляла меня Элла, этот кабинет очень стар, и, возможно, его построили ещё в те времена, когда оставлять колдовскому люду что-то помимо денег в благодарность было признаком хорошего тона.

Я схватила стоявшее у стены пустое ведро, обогнала уходящих клиентов и плюхнула его возле выхода.

– По обычаю моего зельеварского кабинета довольным клиентам полагается оставить здесь что-то в дар, – сказала я строгим голосом и указала пальцем на старое ведёрко.

Женщина вздохнула, порылась в кармане и бросила в него то ли браслет, то ли чётки. Что я с ними собиралась делать, мне пока было неясно. Но теперь от сеанса повеяло завершённостью. Я открыла перед супругами дверь и довольно выпроводила их на улицу.

– Кто благодарность не оставит, того не выпускать, понятно? – проинструктировала я выглядевшего обиженным слугу. – Кстати, Гункан, напомни, пожалуйста, многим я в этом городе бородавки пыталась лечить?

Он отрицательно покачал головой.

– Очень мудро с моей стороны…

Я вернулась на свой табурет возле котла и продолжила потеть в ожидании следующего клиента, который приходить не торопился.

Мысли мои невольно вернулись к моему затянувшемуся бегству от погони, казавшейся чрезмерной и странной, ведь в ковене никто не успел понять, что на самом деле я метаморф. Хотя, о чём я? И эта погоня, и последовавшие за ней события ничуть не страннее, чем вся моя жизнь.

Так уж вышло, что родилась я не ведьмой, а магом, и природа наградила меня даром изменения внешности. На моей родине – в Гиманонии – это называет матаморфией. В отличие от териантропов, способных принимать форму животных, метаморфы могут превращаться только в людей. Оба этих дара редкие и магами очень ценятся, потому что способности морферов со временем развиваются, и помимо собственного тела они учатся изменять природу вещей. Любое колдовство можно развеять, и лишь магия изменения необратима, поскольку она преобразует самую суть предмета.

Когда я родилась, мой дар ещё не был проклятьем, а Ведария и Гимагония считались мирными соседями.

Всего на нашем материке четыре страны. Большая часть жителей каждой из них – это простые люди, не владеющие колдовской силой. Но те, кто всё же умеет колдовать, в каждой стране делает это по-своему.