– Хорошо, что в драку не полез, – выслушав мой рассказ, заключил отец Евгений.

– И тут же первый вопрос, – взял я с места в карьер, – это был вампир?

– Вурдалак, – кивнул мне священник и тут же уточнил. – Вампирами их называют обыватели. И слово это пришло к нам из Европы. Знающие люди их так не называют.

Отец Евгений говорил так, словно цитировал выдержку из википедии, словно всем вокруг уже давно все известно о вампирах, упырях и вурдалаках, и только я один до недавнего времени оставался в неведении. Причем невежество мое было сугубо личным пробелом в саморазвитии. Возможно, его менторский тон был призван поскорее внушить мне мысль о том, что для меня теперь подобные вопросы навеки вечные станут обыденностью и чем проще о них говорить, тем быстрее я въеду в тему. Так или иначе, но я решил, что не стану показывать своего изумления. Внешне я постарался остаться спокойным, но самого себя не обманешь – внутри меня бушевал шквал эмоций. То есть все эти истории про Дракулу и саги о вампирах, вроде «Сумерек», не на ровном месте появились? Получается, что тот мир все же прорывался в наш, пусть и под напускной небрежностью поп культуры?

– А упырь и вурдалак – не одно и то же? – начал устранять я пробелы в своих познаниях про обитателей Ночи.

– Нет. Суть одна – потребность в крови. Точнее, в эритроцитах и гемме. Но, в отличие от вурдалака, упырь себя не контролирует. Им движет лишь голод, банальный животный инстинкт. Да и жизненные циклы у них отличаются в корне. Вурдалак – практически бессмертное существо. Вернее, вечно мертвое. Упырь же через некоторое время погибает сам.

– От чего же это зависит?

– Для появления вурдалака нужен обряд инициации. Зараженный укусом вурдалака человек без инициации превращается в упыря. Пребывая в этом посмертном состоянии, он какое-то время кошмарит округу, то есть некий район, отведенный ему его же прижизненной памятью, а затем погибает от передозировки кровью или же развоплощается нами.

– То есть мы с вами…

– Да, Григорий, те девушки в парках были упырями. Только что укушенными и готовыми открыть свой счет смертям ни в чем не повинных горожан.

– Большое спасибо, что сразу сказали, – саркастично заметил я. – Очень признателен.

– Нашей вины в том нет, Григорий, – священника мой сарказм никак не задел. – Для тебя и твоего дара нет никакой разницы, кого упокоить – простого смертного или же только народившегося упыря. Наша задача – не пустить в этот мир зло. А стал бы ты заниматься этим, открой я тебе правду, это большой вопрос. На данном этапе твоя психика слишком лабильна, а дело нужно было делать здесь и сейчас.

– Почему же вы не упокаиваете и вурдалаков? Они разве не зло?

– С ними все сложнее, Григорий. Упыри, как я уже говорил, не живут в привычном смысле слова – они существуют, повинуясь инстинктам. Какое-то подобие сознания в них еще тлеет, они имеют мышечную память, некоторые даже способны узнавать близких. Были случаи, когда упырь не нападал на родственников, но эти случаи единичны, можно сказать, из разряда казуистики. В целом же упырь – существо без тормозов и моральных принципов. Это даже не животное. Это зло во плоти, зло как оно есть.

– А вурдалаки?

– А эти обитатели мира Ночи – существа, способные на чувства и мысли. После инициации к ним возвращается память, они начинают ощущать себя частью этого мира. Суть у них с упырями одна – нежить, но, в отличие от последних, вурдалаки – существа социальные. Они имеют свое, как говорят сейчас, комьюнити. То есть это уже отдельный вид детей Ночи, с которыми возможно договариваться и иметь определенные отношения.