Поправкой, Том был просто другом.
С тех детских лет, когда вдвоем пешком под стол.
Ари представить не могла его супругом.
А Том не видел в ней девчонку. Слабый пол –
Не про нее. Ари – свой парень. Ари как мальчишка.
Когда оденется в мужское, спрячет волос, не узнать.
Щуплая, тонкая. Грудь перетянет лентой, слишком
Не выдавалась чтобы, точно как подросток.
И от того вдвойне приятней вспоминать
Варда Рантарна. Смело. Жарко. Страстно.
Твердые мускулы. И плечи. Сила рук.
Он как живой огонь. Нельзя быть безучастным,
Когда тебя ласкает пламя. И вокруг
Ни что не важно более. Лишь губы, только губы.
И пальцы гладят шею, и мурашки по спине.
И задыхаться в нем, тонуть. Вонзила в руку зубы,
Чтобы унять желание. Не Жрице, Сатане
Такие служат. Это его дети.
Вард не красив в привычном смысле. Черт его лица
Не передать словами. Ни за что на свете
Она не сможет их забыть теперь. И даже гнев отца
Не помешает ей. Не сможет отказаться
Она от этого мужчины. Он раздул костер
То, что скрыто в ней, то, чего касаться
Не нашел смелости никто другой. Кто стер
Границы правил и устоев, кто плевал на сплетни,
Кто был сильнее, чем отец, кто смог ей дать отпор,
Варден Рантарн был точно тот последний
Кого бы Ари выбрала мужчиной своим. До последних пор.
Руку в карман. В нем ключ. Находка греет душу.
Только представит лицо Варда, когда он вернется в порт
И не найдет ключа. А сплетни надо слушать.
В базарный день никто с карманом полным не уйдет.
Проделка с Берком не осталась без расплаты.
Отец за завтраком позвал Ари к себе,
И за закрытой дверью кабинета, как была в халате
Она пред ним предстала. Ни раскаявшись. Ни капли. Ведь в ее судьбе
Таких нотаций было уж много.
С самого детства раннего и до последних дней.
Отец беседы проводил с ней разъяснительные, строго
Смотрел и твердил истины прописанные. Ей
Было досадно, завтрак был испорчен.
Она надеялась сбежать еще к полудню к Тому в парк,
Но вот теперь из дома ей не выйти точно
До самой полночи, пока дом не покинет сам отец. Итак
Она задерживалась с делом Ротенберга,
Лорнет фамильный в споре тот продул,
А победитель возвращать не захотел ни за какие деньги.
Что ж сама судьба заняться этим делом. Стул,
Против стола отцовского был страшно неудобный –
На то расчет и был, понятно кто главней
В этой семье и кабинете. Дрогнул
На лице Ари мускул от старания. Сильней
Чем она быть старалась образцовой дочкой,
Там неестественней ее черты лица,
Словно застывший воск, как маска, если точно.
Отец не сдался. И как должно до конца
Все высказал. Мораль изложил четко,
Громко, доходчиво. Кивок ему в ответ.
И взгляд невинный ласковый.
– Прости, папа.
– Плутовка, – отец нахмурил брови, но притворно. –
Можно мне выйти к Тому в парк?
Ответ с улыбкой:
– Нет.
– А если в полночь и на дело?
– Можно.
Только скажи куда.
– Своих не выдаю.
– Ари. Прошу, будь крайне осторожна.
В порту твориться что-то непонятное.
– Опять жандармы рыщут?
–Нет, Ариадна. Но не продают
Купцы заезжие товаров. В трюмах только почта,
Но для Рантарна и поверенного Братства.
Тот черный фрегат,
Что вчера прибыл , с совой на мачте. Он из Норденштадта точно.
Эта сова – страж императора семьи, ее защитников, приемников.жэжыцэ Богат
Совиный род. И неприкосновенен.
И потому прошу – смотри во все глаза.
– Я обещаю, папа. Непременно.
Я присмотрюсь к Рантарну.
–Я не то хотел сказать! -
Но Ари выпорхнула, пестрой желтой птицей,
В халате шелковом восточном, не дослушав до конца,
Оставив дверь открытой настежь за собой. Поторопиться
Нужно со сборами, чтоб поделиться с Томом тем, о чем узнала этим утром от отца.
Сейчас важнее были Норды.
Их не любил никто – ни Запад, ни Восток.