– Когда воду пить надоест, – надменно пояснила Инка, эффектно изогнувшись в дверном проеме, – Скажи. Я тебе клиента подгоню.

– Ты на дому занимаешься маникюром? – спросила у внучки, без стука вошедшая в квартиру бабушка.

– Нет, – отозвалась Анна.

– Это я занимаюсь маникюром, – огрызнулась Инка. Алису Генриховну она видела впервые.

– Не маникюром, а минетом, – мимоходом поправила бабушка. – Что тут делает эта лярва? – спросила она у внучки.

– Живет – тихо отозвалась Анна. – Я ей сдаю комнату.

– Вещички собрала! – приказала бабка девице, почти не повышая голоса.

– А это видела? – Инка сунула в нос престарелой даме кукиш.

На что бабка достала из кармана мобильник, – они только-только появились в обиходе, – набрала номер участкового, представилась и с ходу пригласила проверить документы и регистрацию по такому-то адресу.

Вообще-то Алиса Генриховна Крейн приходилась Анне не родной бабушкой, а как бы никакой. Она была первой женой дедушки. Вторая его жена, родив двоих сыновей – отца и дядю Витю – долго болела, и в результате умерла. Алиса Генриховна с высоты своего положения еще при ее жизни снисходила до семьи бывшего мужа. А уж после и вовсе приняла часть забот о сыновьях брошенного когда-то супруга на себя. Дядя Витя жил практически у нее, с ее подачи поступил в авиационный институт, потом женился на дочери ее лаборантки.

Анна была от бабушки дальше всех, потому участия в своей жизни не ожидала.

Инка собралась со скоростью поднятого по тревоге пожарника и сквозанула в дверь, только тапочки мелькнули.

– Быстро бегает, – задумчиво констатировала бабка. – Тренированная.

– Сейчас приедет милиция. Что я им скажу? – робко спросила Анна.

– Никто не приедет. Телефон отключен. Ты, когда ела в последний раз?

Анна замешкалась с ответом совсем немного, но этого оказалось достаточно.

С тех пор и до окончания ВУЗа она уже не голодала.

Алиса Генриховна возглавляла в то время лабораторию в очень закрытом НИИ, который имел некоторое отношение к Институту Высшей Нервной Деятельности. Кандидатскую она защитила еще при кукурузном волюнтаристе, и ко времени разговора пребывала в звании членкора.

В пору, когда Анна заканчивала институт, в связи с нагрянувшими новыми временами, часть научных программ свернули, лабораторию закрыли, а бабушка уехала на жительство в загородную резиденцию, оставленную ей пасынком. Но ни о каком опейзанивани речи не шло. Бабка вела жизнь барыни: держала прислугу, гуляла по прилегающему лесу и периодически дергала Анну к визиту.

– Лида! Принеси стакан воды!

От хорошо поставленного голоса Алисы Генриховны в каскадной люстре зазвенели подвески.

Лидия Ивановна принесла воду, Бабушка достала из коробочки блистер, выломала таблетку, положила в рот и запила. Лидия Ивановна дождалась возвращения стакана и спросила:

– Второй прибор подавать?

– Повремени.

Прислуга удалилась на кухню, косо мазнув по визитерше недобрым взглядом. Она и раньше не скрывала своего презрения к «бедной родственнице». Такая неприязнь казалась Анне несколько гипертрофированной. С какого бы кваса?

– Ты с Борисом встречаешься? – спросила бабушка, когда стол перед ней уже был полностью сервирован. Чашка мейсенского фарфора мягко светила кремово-розовым боком. Аромат Эрл Грея щекотал ноздри. Анна с трудом сдерживалась, чтобы громко не сглатывать, понимая, что ей устраивают очередную демонстрацию.

– Нет.

– Почему? – бабушка пригубила чай и потянулась за плюшкой. На Анну она не смотрела.

– А почему я должна с ним встречаться?

– Ну, хотя бы по тому, что он не только твой бывший муж, он вообще единственный мужчина, которому ты была нужна.