– Жить буду? – с усмешкой спросил он, желая растянуть беседу хоть на одну лишнюю минуту.

– До суда точно, – неизменно серьёзно ответила мисс Денмарк. Сама она не представлялась, но Хейду повезло услышать краем уха, как к ней обращался один из охранников. Обычно он недолюбливал всех, на кого приходилось смотреть, задрав голову, но эта суровая энлодская женщина умудрилась его зацепить. Для неё «мистер Четырнадцатый» оставался обычным пациентом, без оглядки на чужеземную кровь и висящие ярмом преступления. Это подкупало. Особенно в месте, где каждый считал своим долгом напомнить, что даже плесень на потолке имеет больше прав, чем Хейд.

Все ответы и личные наблюдения мисс Денмарк записывала в журнал, едва успевая макать перьевую ручку в чернильницу. Состояние пациента она охарактеризовала как «стабильное», несмотря на попытки Хейда симулировать обратное. Ох уж эта удивительная женщина и её разоблачающий любые уловки взгляд.

– Рад был вас повидать, леди Доктор.

– До завтра, мистер Четырнадцатый.

Пришло время вернуться в клетку. Звякнула цепь – надзиратель дёргал её, как поводок, заставляя Хейда пошевеливаться. Специально так делал, паскуда. Обычные наручники оказались слишком большими для запястий айрхе, потому Хейду нацепили «детские», как шутили между собой охранники. Чёртовы куски металла впивались в кожу и раздирали её до крови. Путь от смотрового кабинета до изоляционных камер занимал ровно семь минут: вот и вся прогулка, а раньше не было даже такой мелочи, пока Хейд не мог встать с койки.

Скрип ключа в замке, запирающего Хейда наедине с пустыми стенами – самый ненавистный звук из всех. Его компаньонами остались другие заключённые камеры номер четырнадцать, которые расписали стены посланиями из прошлого: даты, имена, глаза, кто-то считал дни, а кто-то посылал весь мир в морскую бездну. Хейд успел изучить каждую чёрточку и даже оставил свои: выцарапал вокруг двух уже нарисованных глаз кошачью морду. Выражение у неё получилось такое же глупое, как у Первого. Кое-где особо ретивые Четырнадцатые расковыряли побелку, под которой скрывалась стальная сетка поверх каменной кладки. Эти камеры строились с прицелом на беззаконников, так просто из них не сбежать.

Тюрьма – это скучно. Непрерывный цикл одинаковых событий. Хейд в шутку называл своё заключение «отпуском», которого у него раньше никогда не было. Новый опыт ему совершенно не понравился: его выворачивало наизнанку от каждой бесцельно потраченной минуты и без того короткой жизни. Вздохнув, Хейд залез на свой любимый насест: прикрытый крышкой толчок – самое близкое место к щели под потолком, которую издевательски называли окном. Иногда везло поймать лицом дуновение ветерка, редкая благодать в душной камере. Так и проходили его дни. Некуда больше бежать. Не от кого прятаться. Ожидание и размышления – вот и все занятия. Зачем только лечили, чтобы теперь свести с ума в изоляции?

Безделье подталкивало к мыслям о прожитой жизни и совершённых ошибках. Хейд много где налажал: не выполнил обещание матери сберечь Айру, полез спасать энлодского мальчишку, будто тот мог заменить брата – и вновь не справился. Казалось бы, можно было сделать выводы. Он и сделал, но неправильные: бросил Айлин, эгоистично надеясь, что Несса как-нибудь справится сама – и куда лучше него. Ответственность виделась ему непосильным грузом. Не сказать, что мнение Хейда поменялось, но с возвращением Айры и Виктора черти в его душе утихли. Может, хоть теперь получится сделать всё как надо: помочь брату открыть Горнило, упокоить Предвестника, спрятать от Левиафанов Айлин, вытащить Паразита из племянника, сжечь Молчащего… а вместо этого Хейд сидел на толчке. Невыносимо.