– Да не было! Не было такого! Мне просто было очень больно! Я каждый раз смотрела на тебя и ждала, что следом он войдёт. А потом осознавала … Не придёт. Никто больше не придёт. Никогда. И каждый раз, он словно заново умирал вместе с этой пустой надеждой, мой Давмир. Неужели не понимаешь?

В уютной кухне было тепло, но Эл поёжился как от холода.

Припомнился старый приятель – высоченный, плечистый мечтатель, вечно витал в облаках да грезил, как однажды вернётся сюда. Он верил, что должна быть в этом мире какая-то справедливость…

Только справедливости не было, ни хрена её не было в этом мире, никогда не было. Поэтому Эл сейчас и другое вспомнил – как во тьме Бездны снимал друга-кузнеца с виселицы и тащил на погребальный помост. Но об этом Вириян точно знать не надо.

– Понимаю. Я всё понимаю… – кивнул устало, в глаза заглянул, сжал её теплые руки. – Прости меня! Прости за всё! Если ты меня примешь… Я о большем и мечтать не смел. Но, Вириян, ты  сперва подумай! Не пожалеешь ли?

Она отвела взгляд, плечами пожала.

– Граю будет счастлива. А мне – в доме помощник, защитник, друг. О чём тут жалеть?

Сбилась на миг, замолчала.

Но продолжила, покраснев как румяное яблочко:

– Тебе как бы не пожалеть… Ты же понимаешь, по-настоящему я тебе женой никогда не стану. Место Давмира в моём сердце и моей постели никто не займёт. А ты – мужчина, молодой да видный! Тебе ласка нужна. Но ты не думай, я не стану возражать, если ты себе найдёшь женщину  на стороне… Только уговор – чтоб соседи не болтали, и Граю не прознала. Хорошо?

Ну, вот теперь всё встало на свои места. Нет, никогда она Давмира своего не забудет, никогда.

Эл и прежде это знал, потому и удивился, когда позвала. Теперь понял.

Очень хотелось выругаться. Но смолчал. Не из-за того, что сказала, что предлагала. Нет.

Элу ведь тоже не её любовь нужна, не её. А той, которую уже потерял.

Вириян он всегда любил, но не так, как женщин любят, хоть и красива она – нежной, женственной, уютной красой Великая Мать наделила. Но для него она всегда скорее другом была, верным, всё понимающим другом. Уважал, чтил, но не желал никогда.

А сердцу-то иную красоту надо… Ту – жгучую, огненную, душу опалившую. Ту, что крылья его в пепел обратила, и не улететь теперь Ворону-подранку уже никуда от неё.

Что ж за жизнь-то у них такая?! Вот все люди как люди, а тут всё шиворот-навыворот! Разорваны сердца в клочья, и они их теперь латать друг другу будут, так, что ли? А выйдет ли?

Под взглядом его Вириян нахмурилась, видно, уж больно красноречиво смотрел.

 – Чего ты? – смутилась она окончательно.

Он покачал головой задумчиво, откинулся на спинку стула, выпустив её ладони из своих рук, усмехнулся горько.

– Да так, подумалось… За что с нами так судьба обошлась, а, Вириян? Ведь мы могли бы быть нормальными людьми. Жить как все! Семья там, муж, жена, дети, внуки… Семеро по лавкам! Я бы пахал себе в поле, как отец мой и дед. Ты бы вот платья свои шила, как твоя мать. И был бы дом – полная чаша. И счастье в нём. Нет, ясно-понятно, всё гладко в жизни не бывает. И всё же… Мы жили бы себе долго, безмятежно, по-простому, как все живут. А на старости лет тихо бы преставились в окружении детей, внуков и правнуков, зная, что жизнь прошла достойно и стыдиться нечего.

Он вздохнул тяжело, глядя на её сразу помрачневшее лицо.

– А нас-то вон как раскатало! Всё внутри переворошило, переломало! Ну, ладно я… Может, я заслужил.  Хотя, опять же, когда успел? Я бы никогда не стал таким, не натворил бы столько всего, если бы в рабство не попал. Если бы дом наш не сожгли, если бы мать мою и сестру твари эти не продали тогда. Если бы отец жив остался…