– Хотите бутерброд с салом, Жук?

Тот замер, не донеся до рта сигарету, потом повернулся и посмотрел на девушку странным взглядом. «Как мертвец», – подумала она испуганно и протянула ему бутерброд. Через паузу он ответил:

– Нет.

– Крошка, ты чего такая добрая? – удивился Дьюк. – Отдай лучше мне, раз сама не хочешь. Этот полупокойник может есть только жидкое.

– Есть сырые яйца!

Клотильда отказывалась понимать, что ею руководит, но ей искренне хотелось сделать что-то, что будет приятно этим людям. Она достала упаковку из пакета и повторила:

– Будете сырые яйца?

– Да, – спустя секунд десять ответил он. – Два.

Клотильда достала два яйца, и Жук, аккуратно разбив подобранным камнем верхушки, выпил оба; кадык жутко двигался на его тонкой длинной шее. Дьюк доел бутерброд, и Кло отдала ему свой. Жук немного посидел, потом поднялся и снова посмотрел на Кло своим взглядом, от которого веяло могилой, затем кивнул в никуда и отправился прочь.

– Помрет скоро, – предрек Дьюк, жуя бутерброд, который взял у Клотильды. – Щас ты ему неделю жизни подарила. Уже и работать нормально не может, раз на рынке ошивается.

– А кем он работает?

– Разнорабочим, – фыркнул Дьюк. – Гастролер. Грабил, убивал, а сейчас видишь – рак желудка и гортани. Он поэтому и говорит мало. Да и не с кем ему…


Кто-то в ошметьях подкатился к ним с вопросом, всех ли тут кормят, и Дьюк велел ему проваливать, после чего встал и сказал:

– Пора и нам, а то набегут на халяву. Спасибо, крошка, в следующий раз я накормлю тебя.

– В следующий раз?

– Ну ты же каждый день здесь ходишь. А я не каждый день проигрываюсь в хлам. Сейчас пойду, отосплюсь, а вечерком потрясу этих засранцев…

– А во что вы играете?

– В карты. Казино не доверяю – уж на что в картах жулье, но там нет-нет, да сорвешь куш, а в казино портки оставишь, а потом еще и с тебя кожу снимут. Так ты приходи, крошка, на недельке… ну все, пора, – он зевнул и поднялся. – Иди домой, пока родители не потеряли.

«Я одна», – хотела сказать Кло, но слова застряли в горле, и она просто кивнула. Дьюк уже увидел знакомых и поспешил к ним. А она так и не спросила, что у него с рукой, запоздало поняла девушка но тут же рассердилась на себя: охота ей лезть! Может быть, эта тема неприятна ему, да и зачем это знать…


День шел за днем, неделя за неделей. На улицы пришла весна – сначала робкая, неуверенная, с то и дело налетавшими холодными ветрами, а потом и настоящая, теплая, ароматная; в ателье все чаще заказывали отделку летних платьев, а Клотильде поручали самые сложные заказы. Это было выгодно, но тяжело: девушка пока не могла позволить себе купить манекен, а вышивать без него даже лучшей мастерице было не слишком удобно; поэтому часто она оставалась на работе до поздней ночи, для чего хозяйка ателье выделила ей запасной ключ. Девчонки сочувствовали, зная, как устают от мелкой работы глаза и поясница, и не завидовали, когда Клотильде выплачивали премии: ее заказы все равно бы никто не взял.

– Слушай, – однажды сказала Фейт, самая старшая из них, – на что ты копишь деньги?

– Ни на что, – ответила Клотильда, трудясь над подолом золотистого платья.

– Не может быть. Ты работаешь и получаешь больше нас всех – только мы гуляем по вечерам и по выходным, а ты, судя по фигуре, и ешь-то раз в два дня, какие там развлечения. Автомобиль на наши заработки все равно не купишь… ты отсылаешь их кому-то?

Клотильда засмеялась.

– Да, самой себе. У меня такая причуда.

– Ну правда, скажи.

Что она могла сказать? Только то, что панически боится вновь остаться без средств к существованию. Что эта мысль парализует ее, заставляет неметь язык и пальцы. Пережитый однажды ужас навсегда посеял в душе девушки страх потерять все и остаться на улице. Но девчонкам не объяснишь, что обувь изнашивается, зимние вещи дома не пошьешь, зонтики ломаются, а за квартиру, училище и аудиокурсы никто не заплатит, кроме нее самой. Им не расскажешь, как за бесценок покупается поношенное платье, из которого получается тот уникальный вариант, которым восхищаются в ателье. И не расскажешь, как снятся – слава Богу, всё реже, – кошмары, в которых она снова оказывается на пыльной дороге с небольшой сумкой в руках, одной банкнотой и билетом на автобус в неизвестность…