Но тот только махнул рукой и хлопнул дверью.


Волшебная скалочка

Как всегда, утром тридцать первого декабря баба Фрося и дед Фёдор собирались лепить пельмени. Вот-вот приедут дети, которые живут далеко и навещают родителей только на новогодние праздники.

Дед посыпал мукой большую доску, а баба Фрося достала скалку. Положив её на крепкий дубовый стол, пошла за начинкой. В эту минуту раздался торопливый стук в дверь.

Фрося обрадовалась, наскоро заправила прядь седых волос под косынку:

– Дед, скорей открывай! Верно, Степан со своими. Средненькие всегда первенькие…

Фёдор неспешно отворил тяжёлую дверь, обитую ватином, и озадаченно отошёл в сторону: в избу ввалился краснощёкий, в мохнатой ушанке, посеребрённой инеем, почтальон Митяй.

– Доброго здоровьичка, дед Федя, баба Фрося, – широко улыбаясь, он стянул рукавицу и пожал руку деду. – Вот, телеграммы вам. Ажно три штуки!

Фрося, затаив дыхание, нащупала край стола. Держась за него, опустилась на стул. Комкая передник морщинистыми пальцами, глядела то на Митяя, то на мужа:

– Как… Телеграммы… Федь! Случилось что ль?

Фёдор принялся шарить по карманам в поисках очков, а Фрося запричитала:

– Митяй! Читай! Ох, не выдержу! Чего там?!

Митяй присел на скамью возле двери, снял шапку:

– Жарко у вас, баба Фрося!

– Читай, ирод! – взвизгнула баба.

– Ладно-ладно, спокойно.

Почтальон развернул первую телеграмму: «Заболели приедем шестого поздравляем Иван». Вторая гласила: «Работаем ждите четвёртого новым годом Степан». А в третьей значилось: «Дали путевку санаторий отказаться невозможно будем шестого поздравляем Катя».

Дед Фёдор вздохнул, погладил рубаху в области сердца. Взял телеграммы у почтальона, невидящим взглядом пробежал по строчкам. Баба Фрося притихла, краешком передника утёрла навернувшиеся слёзы. За последние сорок с лишним лет этот Новый год – первый – без детей и внуков в их большом доме.

Митяй озадаченно смотрел на стариков:

– Вы чего раскисли? Ну, все живы же. Вон, Стёпка уже четвёртого будет со своим балаганом… Баб Фрося, дед Фёдор, ну вы это…

– Митяй, холодец хочешь? – спросил вдруг Фёдор.

– Ага, – почтальон начал расстегивать пуговицы тулупа, думая, что его приглашают завтракать. – Правда, мне ещё к Игнатьевым и Власенкам надо…

– Да я тебе с собой дам, – Фёдор вышел в сени и через пару минут вернулся с сумкой, в которую аккуратно составил две внушительные плошки с холодцом. – Нам с Синьей одним не съесть всего, что наготовили…

Фрося всплеснула руками:

– Батюшки! А как же пирог? Я ж его вчера испекла ввечеру!

Митяй быстро застегнулся:

– Спасибо вам, хозяева, но я пойду. Пирог вы кому другому предложите, я один тоже лопнуть не должон! – потом, нахлобучив шапку, добавил, – Ну… Ежели только малюсенький кусочек…

Почтальон ушёл, а дед Фёдор опустился на скамью возле дверей, взял телеграммы. Перечитал, едва шевеля губами, посмотрел вокруг.

В избе было тихо и по-новогоднему уютно: наряженная большая ёлка, окружённая подарками, яркое полотенчико в красном углу с иконами, диваны украшены накрахмаленными вязаными салфеточками…

Фрося встала у стола:

– Дед, ну, пельмени-то не пропадут. Давай уж лепить, наморозим. Дети рады будут…

Фёдор вздохнул:

– Ну да. Лепить…

– И вот ведь ты понял? – Фрося шустро раскатала первый пласт теста, из которого стаканом вырезала кружочки, – приедут-то четвёртого и шестого. Аккурат к Рождеству. Значит, всё хорошо будет!

– Мгм, – невнятно отозвался Фёдор, воткнув пару маленьких ложек в кастрюльку с фаршем.

– Интересно, кто там у Ивана заболел, – болтала баба, – неужто Ксюня? Да ну, написал же: «Заболели». Значит, Ирина тоже, наверное… Ох, спаси Господи…