Степановна, пожевав губами, вдруг высказала:

– Да-а, молодежь нынче некудышна… Робить совсем не хотят, токма денег им подавай.

– Ну-у… А по телевизеру чо кажут – срам один. Голых баб мужики обнимают всяко-разно.

Егоровна поставила локти как Степановна на ноги, сцепив сухие жилистые ладони над коленками. Степановна, вдруг слегка улыбнулась и повернувшись к подруге, сказала:

– Ягоровна, а вспомня сама кака была. По молодости-то ты тожа горазда была. Сколь мужиков, поди, охмурила…

– Да ну, тя… – губы Егоровны образовали некое подобие улыбки, а глаза смотрели как будто далеко в прошлое. Немного помолчав, вспоминая, она вдруг ожила и продолжила беседу:

– Ты, Явдокия, тожа не лыком шита… Сама вспомня-ка председателя колхоза нашего Аникина… А энтот, как его…? На ток зярно возил на лошаде то…?

– Федькя чо ли? – напоминала Степановна.

– Не… Федька-то как после войны пряшёл… Он тагды с Лушкой дружил с сорок дявятого… Она ж подруга моя была. Знала всё я про них…

Степановна несколько удивлённо спросила:

– Так этта точно он с Лушкой тогда дружил?

– Да точно тябе говорю. Она по утрам раненько бегала к няму… Матери-то грит на работу, мол, пошла, а сама к няму… Он на отшибя жил от…

– А ты путаешь, поди, не мог он тагды с Лушкой встрячаться…

– Да, вспомни, тогда ящё Аникина к нам и послали первый год он начал работать…

– Ай да кобель Федька-то. Гли-ка чё… – сказала Степановна нахмурившись.

В её голосе появились нотки обиды, и Егоровна, уловив интонацию, несколько удивлённо спросила:

– А тя чо так задело-то? Федька чтоль нравился тее?

– Да чё тяперь… Я ж тогда тож к Федьке бегала… Вечером. Пойду как на ферму, а сама к няму заходила… Парней тагды совсем небыло в дяревне.

– Во те на – удивилась Егоровна – Ай да Федя… Да как скрадывал-то он неприметно…

– Да боязно было конечно – ответила Степановна – Страшно было… А любил он крепко. Как схватит… Силища была…

– Да-а-а… Я тож знаю… – Егоровна поддалась настроению подруги, и глаза обоих как бы на миг просветлели от воспоминаний юности.

Диалог утих. Они как будто ещё более сгорбились. Всё их внимание было сконцентрировано на этих воспоминаниях. Их сморщенные лица обдувал ласковый летний ветерок, даря им чувство приятной прохлады. Они сидели и смотрели на сруб, на это творение рук человеческих, которое вызывало в них радость, так как, по их пониманию, если рубятся срубы, то продолжается жизнь. Жизнь в их простом и сложном мире.

– Явдокия, а жисть наша как сруб, переплетена вся… Держимся друг за друга крепко, родны все… – нарушила тишину Егоровна.

– Чо Маша и грить-то… Просто время трудное было… Но нячо, выжили же, слава Богу, дятей вырастили – ответила ей Степановна.

Негг, никогда не встречал такой необычной планеты. Очень странной. За время путешествия во вселенной за пятнадцать Гаггерианских цикла, ему и второму Страннику по имени Узза пришлось первый раз серьёзно поломать голову. В горячей полемике они даже чуть не объявили друг другу какку – обет неприятия. Этот древний обет гаггерианцев был, пожалуй, одним из самых трудных. При его объявлении кем-либо из жителей, в отношении другого они, в течение цикла, не могли сливаться в медитту – Духовный Контакт друг с другом. В условиях космического путешествия это испытание было крайне тяжёлым. А всё началось с того, что когда, делая очередную опись планеты с формами жизни, они столкнулись с очень необычным видом. Негг, имеющий опыт путешествий в сто двадцать циклов отнёс этот вид к неразумным, тогда как Узза, имеющая всего девяносто два цикла, заявила о том, что этот вид обладает разумом.