Я пропитывал свою матушку трудом своим.

Вот задумал я итти смотрять второй Москвы,

Посмотрел-то, слава Богу, я твой славной второй Москвы,

Посмотрел-то я ведь и храму-ту Николина.

Хороша твоя прекрасная втора Москва,

Ишшие есть на што посмотрять-полюбоватисе!»

Закрычали все народ-люди во Вологды:

«Уж ты гой еси, государь Иван Васильёвич,

Ты не хош ли всё спустить на волю-ту разбойничка,

Как ночнёго хош спустить же подорожницька?

Он ограбит же опять да не одну Москву,

Он зайдёт, зайдёт во славну твою каменну Москву,

Он ограбит-то ведь и много всего хорошего в каменной Москвы.

Ты кончай-ко-се скорей, да царь, его же сам!»

«Вы не страшитесь-ко, народ, моей смерти скорою,

Придёт, придёт-то ведь скоро смерть моя своя.

Попрошу-то смерть ту же всё и я у вас,

Што котора мне какая смерть самому ндравитса,

Самому ндравитса-та смерть, да всё же хочетса.

Уж ты гой еси, государь же царь Иван свет Васильёвич,

Благослови-ко меня же слово-то промолвити,

Как ведь слово-то промолвити, речь говорите,

А мне без той ли всё казни без скорыя,

А и миня без той ли всё без ссылочки без дальнё,

А и мне ли всё без той ли всё насмешечки великою!»

Отвечал ему государь-от царь Иван Васильёвич:

«Говори-ко ты, Арсёнко, что ведь надобно,

Обо всём теперь будет простительнё».

«Уж ты дай же мне-ко смертью помереть такой,

Как такой же мне смертью, какой я хочу:

Уж вы сделайте мне всё же столб высокой-от,

Как ко етому столбу повесьте вы рей высучой-от,

У того ли всё рея да всё высучего

Сделайте мне лисенку, да всё три ступенечки, -

– Я ведь вылезу тогда да на высучой рей,

Издалёка-то народ будет видеть преступника,

Вот преступника-то видеть тут, разбойника!»

Говорил же государь царь Иван Васильёвич:

«Как по твоему ведь и будет-то по желаньицу:

Как ведь сделаю-то столб-от всё высокой-от,

Ко столбу-то всё подвесят-от висучий рей,

Тут ведь сделают-ту лисенку у рея тогда,

Как во лисенке-то сделают три ступенечки,

Отовсюль-то будет видеть тибя, Орсёнушка!»

«Уж ты гой еси, государь Иван Васильёвич,

Как арсёнкова-то смерть будет не милослива,

Немилослива вона, очунь страшная,

Из веков-то в веки будут вспоминать её!»

Пожелал же смерти скорою Арсёнушко;

Приказали тут ведь и делать-то столб высокой-от,

Приказали сделать рей да тут высокой-от,

Вот высокой рей ведь и делать-то высучей же,

Приказали делать и лисенку, три ступенечки.

Вот пошли, пошли, ведь скоро пошли плотники,

Вот ведь плотники пошли скоро работники,

Они сделали, устроили высокий столб,

А к нему же привесили висучой рей,

Как приделали они же скоро лисенку,

Скоро лисенку приделали в три ступенечки;

Как пришли, пришли, сказали государю-ту,

Осударю-ту царю Ивану Васильёвичу:

«Приготовлено тепере всё ведь, сделано,

Теперь можно вести будет деревеншшину,

Предавать-то ведь ему да смерть-ту скорую».

Как оделсе государь царь Иван Васильёвич;

Когды вывели Арсёнышка из тёмной темницы,

С ним ведь шол государь царь Иван Васильёвич.

Говорил ему Орсёнко-то таковы слова:

«Уж ты гой еси, государь царь Иван Васильёвич,

Ты прости меня вины-то виноватою,

Как цего же, государь, я вот тебе скажу:

Не спешись-то ты же скоро вот за мной итти, -

Как пускай же поскорей меня ведут они!

Ты успеешь, успеешь притти да всё на смерть смотрять,

Как увидишь всё мою-ту смерть ведь страшную».

А и народу-ту, Горсёнушко говорил им:

«Уж вы гой еси, народ же, люди добрые,

Как ведь умной-от народ, – дак всё возьмите-тко во внимание,

Не ходите-тко смотрять смерти арсёнковой:

Арсёнушкова смерть будет немилослива,

Немилослива гона же будет, страшная!»

Ишше умной-от народ, дак его же понесли,

Они понесли, назад же они воротились,

А глупой-от народ да всё вперёд бежал,