– Да.

– Они настроены по отношению к вам очень дружелюбно и часто отворяют перед вами двери своего дома?

– Сразу видно, что вы бывали на Востоке, – одними уголками рта обозначила она ироническую улыбку. – Да, вы совершенно правы, эти люди почитают меня как единственную оставшуюся в живых дочь их безвременно почившего в бозе друга и покровителя. – При этих словах в ее больших глазах блеснула ненависть, смешанная с горьким сарказмом, и она закурила очередную сигарету. – Я подготовила вам материалы для работы… здесь все: адреса, фамилии, телефоны, координаты дач, загородных особняков и ближайших друзей.

Она протянула ему свернутые в трубочку бумаги и со все той же странной улыбкой добавила:

– Распечатывала прямо на компьютере Эдуарда Георгиевича.

Влад посмотрел в ее грустно-ироничное лицо и подумал, что он был бы точно таким, угоразди его родиться женщиной. А потом негромко произнес:

– Вероятно, это забавно: заказывать на десерт людей, которые считают вас другом.

Аня передернула хрупкими плечами и в тон ему ответила:

– А разве вам не приходилось убивать друзей… не обязательно сейчас, но когда-то… ведь правда, Владимир?

Он долго не отвечал, а потом изобразил на лице спокойную добродушную улыбку – опасную, как лезвие бритвы, как сказал бы он сам, увидев свое отражение в зеркале, – и, чуть выпятив нижнюю губу, бросил с явной претензией на юмор:

– Как говорится, мы мирные люди, но наш бронепоезд кровавую пищу клюет под окном.

Она непринужденно и звонко рассмеялась, а Влад добавил, как пригвоздил:

– Но все-таки… кто познакомил вас с Луньковым? Вероятность случайного совпадения… то, что он проводил операции с вашей жилплощадью после того, как вы позвонили ему как одному из риэлторов нашего города… такая вероятность ничтожно мала, потому что, не зная меня непосредственно, похоже, вы хорошо изучили меня.

– Вы говорите загадками.

– Какие еще загадки? – немедленно откликнулся он. – Какие там еще загадки, если Женя Луньков убит сегодня утром на пороге собственной квартиры выстрелом в лоб?

…Владимиру Свиридову в самом деле приходилось убивать близких ему людей. И если он не называл их друзьями, то только потому, что было не положено по уставу.

Это произошло в девяносто втором году, когда в связи с развалом Союза и неопределенностью нового экономического и, конечно же, политического уклада жизни на территориях, образовывавших до Беловежских соглашений Советскую империю, воцарился хаос, не окончившийся и по сей день.

Тогда ему было только двадцать пять лет, но, если судить по тому, сколько крови, труда, испытаний и боли осталось за плечами, он легко мог зачислить в свой опыт существования на этой жестокой земле целую жизнь.

А сколько таких жизней маячило еще впереди…

Сначала была высшая школа ГРУ Генштаба в Москве, куда он попал по ходатайству влиятельных друзей убитого в Афганистане отца, полковника воздушно-десантных войск. Сами курсанты не без оснований называли эту школу «академией». После трех лет даже не учебы, нет! – жесточайшего штудирования обширной программы и не менее строгого отсева курсантов он попал в так называемую группу сирот – спецгруппу «Капелла». Сюда зачисляли лучших по результатам трех лет курсантов высшей школы ГРУ.

Все они, или почти все, эти отборные парни с наивысшими коэффициентами психофизического тестирования и показателями стрелковой, общефизической и разведподготовки, а также лучшим индексом интеллекта – имели одну общую деталь биографии, за которую группа «Капелла» и получила свое жутковатое прозвище – «Группа сирот».

Большинство составляющих ее элитных курсантов не имело на белом свете никого из родных, и даже собственное отражение в зеркале многим из них казалось чужим.