Выше по склону в кустах багульника засвистел свиристель. Горий видел не раз, как эти лесные птахи, запрокидывая клювы, покачивают бледно-розовыми хохолками, когда поют. В горячем воздухе навязчиво звенели комары, успокаивающе гудели осы, прыгая на фиолетовых метёлках негнущейся солодки, и густел хриплый голос старика:

– Ты, Гор, парень смышлёный. На лету схватываешь. Учиться у старика легко тебе будет. Он, тудымо-сюдымо, кожедубец знатный. Его сыромять в городе на «ура» разбирают. Ремесло нужное, и тебя, и семью твою прокормит. Да и то сказать, умение сироте много более нужно, чем обычному мальчонке с отцом-матерью. С меня какой прок? Сегодня жив, а завтра подойдёт срок – и к праотцам отправлюсь. Тебе же жить да жить. Ты не думай, старик хороший, тудымо-сюдымо, из ведунов. Белбогу капище хранит, то ты и сам знаешь. Потому на него варяги и косятся. О чём-то, видать, догадываются или доложил кто, но точно, надо думать, не знают. А слухи – они что? Они слухи и есть. То ли так, а то ли и нет, – повернувшись к внуку, дед хитро прищурился. – Старик-то, тудымо-сюдымо, ох, не прост. Они же за ним следить хотели. Ан не вышло.

Горий заинтересованно склонился к деду.

– А почему не вышло?

Дед довольно хмыкнул:

– Я же говорю, не прост старик. Ну да ничего. Вот поживёшь у него, поучишься малёха, сам поймёшь. Потворника[3] он давно ищет. Про тебя спрашивал, ещё когда ты голозадым по дому бегал. Понравился ты ему чем-то. Он же кого попало не возьмёт в обучение. Ему приглянуться надоть. Я вот не слыхал, звал он кого после тебя, нет?.. – Несмеян почесал за ухом, вспоминая. Не вспомнил. – Да, был бы ты уже лет десять в учениках… Я тогда не отдал. Моложе был, думал, сам на ноги поставлю. А тут, это сааме, хворь налетела, сердце прихватывает чего-то, – дед помрачнел на мгновенье, и снова морщины разгладились мягкой улыбкой. – Ну да с Божьей помощью справлюсь. А может, и Воинко поможет.

Где-то рядом раздался возмущённый крик: «Крь-кррь-крррь-крюйу», и над головами людей метнулся мородунка. Дед с интересом проводил кулика взглядом. А тот, развернувшись почти на месте, ещё раз прошёлся с пронзительным криком над телегой. Нырнув перед мордой жеребца, исчез в траве. Трудень никак на кулика не отреагировал. Больно надо на всяких птичек внимание обращать.

– Гнездо защищает, – одобрительно закивал дед. – Хорошая птаха. Тудымо-сюдымо, полезная.

– А чем полезная?

– Чем? Да хотя бы тем, что мимо неё тихо не пройдёшь. Обязательно всех в округе переполошит.

– Значит, если кто за нами пойдёт, мы сразу узнаем?

– Э, смышлёный какой, – дед поёрзал, подтягивая под бок тюк со свежей бычьей шкурой. – Вроде никому не говорили, что на Горючий камень собрались, но мало ли что.

Спрыгнув с телеги, Горий зашагал рядом.

– Это понятно. Осторожность не помешает. Дед, а как старика-то зовут? А то я только Светлый слышал.

– Старика? – задумчиво протянул Несмеян, – А по-разному кличут. Светлый – это как обращение. А так, для своих, с кем дружен, он – Воинко, это его мирское имя. Для всех вообще он – Белогост. Так старика стали звать, когда появился у нас с идолом на телеге. Тудымо-сюдымо, лет шестьдесят назад. Как только через все заставы и городки прошёл? Издалека ведь пробирался. Так его и называй – Белый гость. Тут и Белбога поминаешь и ему, как светлому гостю, уважение высказываешь. Особенно по-первости. Ну а дальше он сам подскажет, как кликать.

– Дед, а он знает, что я приеду?

Несмеян не спеша подтянул онучи[4] на лодыжках:

– Знамо, ведает. Он всё ведает.

– Так уж и всё?

– А вот, тудымо-сюдымо, скоро сам узнаешь…