Он опять усмехнулся:

– Это ничего не значит. Они все делают быстро. Вернее, эти их штуки, машины. В этом-то вся их сила – в машинах. Машины все за них делают – качают воду, возят, кормят. Без них они все равно, что голые. Все равно, что улитка без панциря; наступи ногой – и все. Так сколько же их здесь? Где они проводят ночь?

– Вы тут ходите свободно. Не я. Тебе лучше знать.

– Нас держат раздельно. И запирают на ночь. И далеко не все двери тут открываются так просто.

Он вновь окинул меня холодным взглядом.

– Так значит, ты приходишь сюда по своей воле? Ваше становище с ними побраталось, да? Хорошеньких же побратимов вы себе нашли – ведь это же нелюди! Впрочем, чего ждать от оседлых?

– По крайней мере мы не бьем в спину…

Он сказал:

– Передай вашим, что они будут плакать кровавыми слезами.

Может, он и впрямь не собирался убивать меня сейчас, но мне было просто ужас как страшно. Тут дверь вновь отворилась и вошел Улисс. Кочевой тут же смолк и уставился в пол, а Улисс оглядел нас с этим своим дурацким доброжелательным видом.

– А, – сказал он, – похоже, вы уже начинаете находить общий язык?

Я уже открыла было рот, чтобы сказать все, что я по этому поводу думаю, но кочевой, укравший чужое имя, опередил меня.

– Да, – ответил он, – все в порядке, друг.

Весной в соленое озеро к востоку от становища через перемычку, соединяющую озеро с морем, заходит рыба – мы называем ее «головастик» – нагуливать жир и метать икру. И в день весеннего равноденствия все близлежащие становища выделяют своих людей для большого лова. Они ставят сети на закате в том месте, где озеро соединяется с морем, и всю ночь носятся по озеру с факелами, загоняя рыбу в протоку, а утром выбирают сети. В эту ночь те, кто остался на берегу, обычно жгут костры и пляшут, чтобы рыбакам была удача. Потом почти целый лунный месяц в округе воняет рыбой, повсюду блестит серебряная чешуя и зеленые мухи слетаются на горы потрохов, но эта ночь и впрямь замечательная, волшебная ночь, и когда я рассказала Улиссу, он прямо загорелся и сказал, что хочет поглядеть на ночной лов. Похоже, он ничего такого раньше не видел – если они и впрямь прилетели со своих звезд, значит, там у них рыба не водится, подумала я.

– Если вы захотите быть с теми, кто ставит сети, – сказала я, – Кречет не будет против.

 – Хорошо, – сказал он, – тогда мы с Дианой…

 – Не понимаю, при чем тут Диана? Женщины не ставят сети. Если хоть одна войдет в озеро во время лова, рыба обидится и навсегда уйдет в море. А то вы не знали?

– Понятия не имел, – сказал он. – Но ты же идешь?

– Я-то в озеро не лезу. Я буду вместе с остальными – сидеть на берегу и жечь костры. Очень мне надо, чтоб меня камнями закидали!

– Ясно, – сказал он, – ну что же, тогда она тоже посидит на берегу.

Он помолчал, потом спросил:

– А если бы мы взяли с собой Барсука и Кожана?

– А вы сами как думаете?

– Думаю, – печально сказал он, – никто из ваших им не обрадуется. А жаль – это был бы такой хороший предлог для начала мирных переговоров. Кожан у себя в племени не маленький человек…

– Это он вам сказал?

– Почему я должен им не верить?

– Потому что они никогда не скажут вам правды, кочевые. И никакой он не Кожан – тоже украл у кого-то имя.

– Дались тебе эти имена, – сказал он раздраженно.

– Это же самое важное, как вы не понимаете? У них совсем нет чести, вот ни на столечко…

– А я надеялся, ты все же переменишь свое мнение, когда познакомишься с ними получше, – печально заметил он.

– Улисс, – ответила я, – и не просите.

Что бы он там в глубине души ни думал, но внял голосу здравого смысла и взял с собой только Диану. Она осталась на берегу озера вместе с остальными женщинами и ребятней, которая, как всегда бывает в такой праздник, носилась туда-сюда, путаясь у всех под ногами. Звездная женщина держалась хорошо, с достоинством, но я-то видела, что ей неуютно – наши бабы всячески старались дать ей понять, что она тут как пятая нога зайцу. Я знала, они ее презирают – ничего из того, что положено делать приличной женщине она не умела, даже спрашивала про то, как мы выпекаем хлеб. Повсюду горели костры – весь берег был в огнях, точно звездное небо осенью; смех и голоса перекликались друг с другом, отражаясь от воды, небо переливалось всеми закатными красками, потом позеленело, потом зелень сменилась глубокой синевой и костры на берегу запылали еще ярче. В озере тоже сияли огни, отражаясь в черной воде, – факелы, фонари и масляные плошки – частью на лодках, частью в руках у загонщиков – озеро-то было мелководное, большей частью по пояс, из зарослей камыша то и дело взлетали вспугнутые птицы, но сегодня никто на них не обращал внимания. Порою низко-низко над головой летучие мыши проносились на своих мягких крыльях, привлеченные множеством насекомых, ошалевших от такого обилия света.