– А меня Рута звать.

Девушка настоящая красавица, даже по меркам будущего, подошла близёхонько, да и пропал я от игривого взора синих глаз и улыбки нежной.

Вечером, в доме Прозора, за столом большим, собрались самые важные селяне, гостей дорогих потчевали всем лучшим. По принятому обычаю накушавшись до икоты, завели беседу. Сказывал Фрелав про диковины, которые сам ведал да от людей уважаемых слыхивал. Для крестьян столько информации было темой для обсуждения на целый год и поводом завести разговор на торжищах с купцами заезжими.

Поведал голова общинный про напасть с деревней случившуюся. Объявились тати окаянные на дороге смоленской, купец давеча пропал с обозом и ватагой оружной. Сказывают, мол, не мужики там с дубьём, а дружинники бывшие князя черниговского. Чем-то они не по нраву пришлись и погнал тот их со двора. Окрест слух идет, собрались тати ватажкою, людом разноплеменным и нет им дороги к родичам своим. За главного дан Олаф-Косой, здоровущий и хитрый, как лисица. Дружинники самого князя смоленского Святослава Владимировича по дорожке хаживали, да не сыскали супостатов. Обезлюдил с тех пор тракт Смоленский, потому как лютуют они шибко, ладно просто грабили, так примучивают до смерти.

Взялись уговаривать нас остаться в селище на зимовье, покудова тати сами не сгинут или не уйдут в другие земли. А пуще просили Фрелафа подсобить с ворожбой:

– Наслать бы погибель на них, окаянных. Любую жертву Перуну готовы дать.

Уговорить ведуна свернуть от предначертанного в видениях, не состоятельно, да и виделось мне не шибко, он тех разбойничков-то и опасался.

Нам предстояла ночь в средневековой цивилизации, а до вечера следующего дня планировали уже быть на древлянском капище. Да здравствует средневековье, с его упрощённым подходом в отношениях, и незамутнённый правилами поведения разум. Синеглазка была прекрасна и изобретательна, мне «сносило крышу» от её громких криков, это я потом додумал – были они для подружек, мол, «слушайте неудачницы». Под утро подарил Руте колечко из норманнских припасов и браслетик, за ночь волшебную, проведённую с ней в сарае. Селянка оказалась ровесницей, но не по годам рассудительной, понимая разницу статусов, скромно предложила себя в холопки, ежели хозяйством решу обзавестись, и непременно родить мне богатыря.

Утром мы выехали в сторону Смоленска, провожаемые всем селом, ведя по одному заводному коню. Я прилюдно расцеловал свою подружку и громко пообещал не позабыть, а может и воротиться по-возможности, подымая её статус. Излишки, в виде двух лошадок и трофеев с всадников кучковских, сторговали общине.

Двигались спокойно, внимательно оглядывая дорогу и возможные места для засады, хотя двух путников вряд ли будут долго выслеживать да заманивать, скорее всего просто нападут. Под вечер сошли с тракта к ручью лесному, коней обиходили, напоили, зерна в сумы для походного кормления дали, да сами поснедали, огня не разводив, и принялись лес слушать. Учуял Фрелаф дух дымный:

– Жилище должно быть, Андрей Любомирович, аль стоянка большая, если на ветер идти, в одном стрелище пути будет.

Оставив коней стреноженными пастись с частью скарба, двинулись налегке, таясь, в указанном направлении. Пятью минутами спустя вышли на поляну, залитую лунным светом, пересекаемую ручьем, в центре которой, довольно живописно стояла изба из толстых брёвен с травяной крышей, рядом на коновязи семь лошадок. Из большого дома вышел мужчина и пошёл в сторону землянки, отпер дверцу, подпёртую полешком и выволок оттуда бабу в изодранном платье, ноги её были стреножены верёвкой, как у кобылы. Мужик помахал руками, указывая полонянке на разные вещи, потом залепил ей затрещину, от которой она свалилась. Наверно с чувством выполненной работы, убрался восвояси, а баба побрела таскать из ручья воду лошадям в корыто. Как удачно, что лошадками занимаются, хоть ржать не будут.Мы подобрались ближе, женщина, увидев нас, выронила ушат с водой, стараясь закрыть прорехи в одежде. Ведун поспешил успокоить, как мог, несчастную: