«Как подстрелишь? Ружья аккурат как войну объявили так у всех и позабирали». – Сердито пробурчал Ванька.

«А давай у сержанта у „Сибиряка“ спросим, он охотник, наверняка знает, как их ловить». – Загорелся Володька.

«Давай». – Согласился Ванька. За разговорами не заметили, как подошли к дому Ивана. «Ну, всё, давай. До завтря». – Тихо произнёс Ванька.

«Давай». – Ответил Володька и поплёлся к своему двору.

«Ну…, зараз начнётся». – Прошептал Ванька и толкнул рукой дверь в сени.

«Ах…, ты поразит, ах…, ты охальник. Ирод, царя небесного, ишь…, чего в школе удумали. Не кому тебя бить дьявола окаянного». – Начала причитать мать. «Твоё счастье, отец на войне. Вот подожди, вернётся, он тебе даст». Втолкнув Ваньку, из сенцев в избу, мать зачерпнула кружкой воды из ведра в стряпке и стала поливать ему на руки. Все уже улеглись, Мишка только сидел на полу и обняв руками колени ехидно улыбался.

«Пускай он бил бы меня каждый день, только бы вернулся». – Думал Ванька умываясь и начал читать про себя слыханную от деда Вовы старинную молитву о спасении ратников и переиначенную им самим во спасение отца. Вода, стекая с рук, с лица, стучала о дно таза, стоящего на полу. Ваньке казалось, что он читает молитву под самый красивый перезвон. Такой перезвон колоколов, он слышал на Пасху, на колокольне Михайло – Архангельской церкви, в Кривополянье до того как её закрыли в 1938 году. «…От пуль прицельных и от пуль шальных. Аминь». – Закончил молитву Ванька и перекрестился.

«Чего ты там бормочешь?». – Спросила мать.

«Мы завтра с Кузьмичом пахать будем». – Прошептал он. Мать успокоилась, повернулась к Образам, перекрестилась и тихо произнесла:

«Слава Тебе Господи». Вздохнув, встала на колени и стала молиться на образа. Под тихий шёпот материнской молитвы Ванька засыпал теперь каждый вечер с начала войны. Засыпая Ванька думал, почему его отец не дожидаясь повестки, пошёл на войну, ведь его там могут убить немцы, а эти…, в логу, решили в волчьей норе отсидеться, они ведь могут там всю войны просидеть и останутся живы. Всегда спокойный и тихий отец на «кулачках» на «маслину неделю» немало выпив, бил всех подряд, без разбора. Каждый год до войны, на масленицу на льду реки Раковая Ряса собирались на «кулачки» Мелеховские против Истобенских. Правила были простые, бились до первой крови или пока с ног не собьют, главное чтоб бойцов было поровну с той и другой стороны. Поэтому бывало, чтоб уровняться Истобенские вставали на другой берег, за Мелеховских и на оборот. Были и приглашённые, иногда за выпивку или ещё за что и те и другие нанимали мужиков поздоровее из других деревень, дрались и Буховские и Колыбельские и Дубовские бывало очень жарко. После драки лёд на реке был похож на кровавую снежную кашу с начинкой из пуговиц от рубах вперемешку с выбитыми зубами. Оказавшись на разных берегах отцы, братья, свояки, кумовья, сыновья, зятья лупили друг друга без разбора, в кровь. И неважно, какого ты сословия, неважно православный ты, или какой другой веры, неважно какой ты национальности, встал на этот берег всё…, дерёшься за этот берег, встал на другой…, дерёшься за другой. И если на противоположном берегу против тебя оказался брат или даже отец, всё равно махаться против них должен по настоящему, потому, что ты сам встал на этот берег. Перебегать с берега на берег было нельзя, раз встал, стой до конца пока с ног не свалят или ты не свалишь всех других. На следующий праздник, на другие кулачки можешь встать куда хочешь, а в этот раз куда встал, за тех и дерись. Думая обо всём этом Ванька и не заметил, как уснул. Как поговаривал его отец в таких случаях: