Моя, моя, моя — стучало бешенным пульсом в висках, разгоняя по телу адреналин, от которого мозг искрил, а дыхание путалось и становилось хриплым и тяжелым.

Я ласкал ее языком, не жалея.

До хриплых стонов, до мольбы остановиться.

Не давал ей опомниться и сделать хотя бы один вдох полной грудью, чтобы выдохнуть с дрожью и всхлипом.

Она так боялась и ненавидела меня, но сейчас ее тело предавало ее саму с заклятым врагом, и девушка не могла с этим бороться, как бы ни пыталась.

Теперь ее тоже заполнял этот сумасшедший вязкий огонь, который разливался по телу, опаляя каждое нервное окончание, выворачивая каждую мышцу, чтобы отдать мне ее без остатка.

До пронзительного вскрика, в котором смешались удивление, паника и неприятие всего этого.

Просунув ладони под ее влажные округлые ягодицы, я сжимал их, заставляя податься навстречу моему языку, раскрываться для меня, забывая о стыде и своей ненависти.

Приручая к себе и эмоциям, о которых она еще не знала, потому что никто и никогда не касался ее.

— Всё еще хочешь, чтобы я остановился? — прошептал я и подался вперед.

Смотрел в ее лицо и видел, как девушка тяжело и хрипло дышит, распахнув свои красивые глаза, оттого что не ожидала почувствовать того, что происходило с ней сейчас.

Она не хотела этому верить.

Не хотела поддаваться.

Но не могла.

Ее ненависть стала катализатором той страсти, о которой она не подозревала.

Какая же она была красивая!

Я потянул браслеты на ее руках, освобождая ее снова, чтобы поцеловать розовые следы на нежной коже, оттого что она пыталась вырваться слишком яростно.

— Отцепись от меня!

Теперь ее голос стал хриплым и дрожащим, а я улыбнулся и навалился сверху, давая почувствовать свое возбуждение и осознать, что никуда я ее не отпущу. Никогда.

Она уперлась в мои плечи ладонями в безуспешной попытке сдвинуть.

Заколотила кулаками, выгибаясь в попытках освободиться, но сама понимала, что ей не сбежать от меня.

А я продолжал целовать ее кожу и сходить с ума.

Возбуждение просто дошло до немыслимого порога, когда я подался вперед бедрами, входя в нее до предела и застывая от собственного громкого стона…

Че-е-ерт!

Она была раем, в котором я хотел умереть!

— Господин, вы просили разбудить вас, если сами не проснетесь в шесть.

Этого голоса здесь быть не должно было!

Я дернулся всем телом, выпадая из блаженного сна ничком в серую реальность, на секунду задохнувшись, оттого что смена декораций была настолько стремительной и убивающей.

Я лежал в своей ненавистной кровати.

Один.

Под темным тяжелым балдахином с изображением герба нашего рода.

Гребаная реальность!

А рядом стояла багровая от смущения молоденькая помощница экономки и старательно глядела исключительно в пол.

Я с трудом разлепил глаза, первым делом уткнувшись в собственный стояк, который под тонким покрывалом сложно было не узреть.

Увидела, значит.

Еще бы такое было не увидеть!

— Спасибо. Можешь идти, — сухо и хрипло выдохнул я, не торопясь вставать, и тяжело закрыл глаза, проклиная всё на свете в желании уснуть снова и вернуться в сон, от которого было так сладко и так горько.

К черту работу, когда во сне она стала моей!

К черту всё!

Я не шевелился, только дышал глубоко и хрипло, убеждая себя в том, что нужно лежать.

Лежать и не думать о том, чтобы выскочить из дома и унестись к ней, чтобы сделать всё то, что только что видел так отчетливо и горячо, что успокоиться так и не мог.

— Две недели, Дарк! Две недели — и она будет твоей! — прохрипел я сам себе, тяжело помассировав гудящие от разгоряченной крови виски. — Ты ждал ее больше шестнадцати лет, подождешь и еще немного!