Дэйчи, прижавшись виском к пластику, тихо напевал слова давно забытой для всех, но одной из незабываемых песен для любителей фолк-министрейля песни:

– Я ухожу от людей, как ток: без слёз, без следа…

Прекрасная песня, правда?

– Ага.

– Хотя, если выбирать из тогдашних, то мне больше по душе Тэм…

Да у всех у них много хороших песен, сейчас таких намного меньше. Хах, не думал, что в семнадцать так скажу…

– То-то, я смотрю, ты на стадионе ни разу мячом в ворота не попал.

– На чё эт ты намекаешь а? Может я просто тебе поддавался.

– Да ладно…

Дверь отворилась и в комнату влетел светлый луч.

– Мальчишки, чего это вы сидите в темноте? – раздался весёлый голос Виты, – Идёмте чай пить. И… у нас с папой для вас новость есть… – сказала она и, прикрыв дверь, зашагала по коридору.

Ребята спрыгнули с подоконника и полу оживлённо побрели на кухню.

– Что за новость? – как бы невзначай спросил Дэйчи, усаживаясь за стол.

– Так уж случилось, ребята, – начал Герман, – что из-за моей работы нам придётся переехать на другой край города…

Я получил повышение, и с этим повышением меня направляют именно туда. Кадров у них не хватает. Да и зарплата будет больше. И квартиру нам уже подыскали.

Благодать! Вы рады, семья?

Ребята переглянулись. Вита поднесла чашку с чаем к губам, украшенным чуть заметной улыбкой.

– Завтра выходной. Поедем смотреть квартиру. Решено! – весело прикрикнул Герман.

В эту ночь ребята долго не могли уснуть. В два часа ночи сон наконец сковал разум Дэйчи. Киба в это время стоял у окна, обречённо глядя на затуманенное облаками ночное небо, – сна ни в одном глазу. Он сам не понимал, что с ним творится, хотя вывод был прост: он просто не хочет и даже чувствует невозможным для себя уехать отсюда. Во-первых, как он может бросить Ямни? Во-вторых, как он может бросить четвероногого друга? В-третьих (и это превыше всего!), здесь рядом находилось то место, где он некогда жил со своими настоящими родителями, куда и сейчас изредка наведывался. Вот почему он не мог высказать этот вывод словами, даже в собственной голове. Он просто чувствовал, как сердце его разрывается на мелкие кусочки. Наконец сон снизошёл до глаз парня. Он прилёг на кровать. Но. О то ужасное чувство: когда в глазах дремота, а разум, кажется, готов ещё работать часами. В таком состоянии Киба и провёл всю ночь. Только под утро настоящий сон накрыл его своим всё-таки вездесущим крылом. Но ненадолго…

«Подъём… – слышал Киба сквозь сон, – вставай!»

Уже не зная, что и делать, Дэйчи зажал пальцами нос брата, и когда тот, закашлявшись, вскочил в кровати, схватил подушку и застыл с ней готовый к обороне.

– Ты чего с ума сходишь, с утра? – сонно промямлил Киба, потирая ладонью глаза.

– А ты чего спишь сном непробудным?!

– Ну извиняй-ТЕ, я, знаешь ли, не виноват…

– Драться не будем?

– Можешь успокоиться…

– Тогда собирайся. Нас ждут давно.

– Я не хочу уезжать. – сказал Киба и обомлел, не осознавая ещё того, что сейчас слетело с его языка, но это явно прогнало всю дремоту.

– Ты что говоришь, Киба? Да ты это серьёзно что ли? – потерянно протараторил Дэйчи.

– Да. – тихо сказал тот, отвернувшись.

– Брат! Не-Эт… так нельзя… так не может быть! Ты не можешь остаться… как родители скажут, так и будет! – тихо, но решительно, местами сквозь зубы, говорил Дэйчи, бросая на Кибу испуганный и немного озлобленный взгляд. – Почему ты так решил?! Из-за них, да!?

Киба окинул брата отрешённым взглядом.

– А мы, значит, для тебя – никто… И за это время так и не стали кем-то… Ну скажи! Так и скажи! – говорил брат, озлобленно повысив голос на последних словах.