– Получается: ничего. Что стоит ночью добежать.
– Ничего не стоит…
– Нос к носу, будем так говорить…
– Они прекрасно знают, что мы здесь есть. И мы знаем, что они…
– А ты кто по должности?
– Солдат. И Юрий сначала был солдатом.
– Кстати, а почему вас «людоедами» прозвали?
– Потому что мы пленных не берем, так же, как они нас, – пошутил, а потом посерьезнел Ломоносов. – Мы «камикадзе». Вот пошли, вернемся не вернемся…
Я понимал, что Николай преувеличивает, но доля правды в его словах была.
– Мне Юрий прислал фото с объявлением: проводится собрание «Алкоголь и человек», будем так говорить.
Ломоносов:
– Проводил политзанятия с теми людьми, которые очень любят алкоголь. Собирал в блиндажах и говорил о вреде спиртного…
– Это было важно?
– Думаю, не особенно…
– Но все равно с юмором написано.
– А юмор должен быть. Юра разряжал ситуацию. Однозначно.
– А что в свободное время делали?
– Болтали. Пили медовуху. Сами ее делали… Все ведь живые люди…
– А Юра какой?
Николай:
– Я его знал как человека и как солдата, мы были в одном окопе. Заднего не было у него. А страх присущ всем нам. Как случится с нами, мы этого не поймем. Как вот, если ты ранен, а эвакуации нет. Вот это страшно осознавать…
– Сейчас зима собачья, минус 25.
– Тяжело…
– А у тебя позывной?
– «Седой»…
– В атаку приходилось ходить?
– Ну, если мы штурмовые подразделения…
– 252‑й мотострелковый полк…
– В каждом полку штурмовые…
Голос у Николая не повышался, не ослаблялся. Он говорил монотонно и приглушенно, словно приходилось разговаривать в окопе, чтобы не выдать голосом свое местонахождение.
– А Юрий?
– Он закрепом был. Вот, допустим, мы отбили опорник, все, закрепились, подержали несколько дней. Держим оборону. А так кроет и их артиллерия, и наша артиллерия, там никто не разбирается. Погнали в атаку, а у них там доты бетонные. Годами готовились. Из двадцати четырех человек, с которыми ехал из Воронежа, живых можно по пальцам пересчитать на одной руке, кто остался жив. Как будет, так будет. За Родину мы уже повоевали и повоюем, но за нее еще надо пожить. Вот это самое главное!
Ранение. Чтобы война закончилась…
– У вас ранение куда? – спросил я.
– В левое бедро. Это три осколка. Все вытащили… Заштопали, сшили…
– От обстрела?
– Да, кассета… Мы крайнюю точку отбили, продвинулись на три километра восемьсот метров от линии обороны. В опорнике прилетело. А кассета, она вот такие стволы, – Николай посмотрел на сосновую рощу за дорогой, – кладет, как спички.
– И как ты?
– Сам хромал почти пять километров до ближайшего места эвакуации. Брел по открытой местности. Там все повалено. Ни промедол, ничего не делал. Понимал, что, сделав укол, я не дойду. А там «птички»…