Жак Пауэлс в цитированной выше книге посвящает гибели Дрездена целую главу. Он считает, что инициатива уничтожения Дрездена принадлежала Черчиллю, а Рузвельт с ним просто согласился. Это маловероятно, поскольку именно Рузвельт наиболее открыто проявил ненависть к немцам, ещё ранее заявив, что немцев вообще нужно… кастрировать. А на Ялтинской конференции, как бы оправдывая предстоящее уничтожение Дрездена и других городов Восточной Германии, он заявил, что немцы должны поплатиться за произведённые ими разрушения. А главным мотивом этого преступного деяния Пауэлс считает, ссылаясь на мнение других авторов и высказывания английских и американских чиновников, желание демонстрацией мощи англо-американской авиации устрашить русских.

Безнравственность поведения англо-американского руководства по отношению к гражданскому населению воюющих стран, осуществляемому ими геноциду особенно очевидна в сравнении с позицией в этом вопросе советского правительства, которую еще в самом начале войны четко определил Сталин. Он сказал командующему Военно-морским флотом Кузнецову, предлагавшему нанести бомбовый удар по Берлину силами морской авиации: «Мы с самого начала войны имели хорошую возможность наносить бомбовые удары по Берлину, однако сознательно не делали этого. Не хотели лишних жертв среди гражданского населения. Поскольку фашистское командование не посчиталось с нашим гуманным шагом, – его авиация бомбит мирное население Москвы, – естественно, мы вправе принять ответные меры. Ставка разрешает вам, товарищ Кузнецов, нанести удары по Берлину». Советская авиация стала бомбить Берлин, но и здесь каждому самолету была строго определена конкретная цель военно-промышленного характера и никогда – жилые кварталы города.

Конечно, ученики, как это и должно быть, кое в чём превзошли учителей, но и те не плошали, и по совести сидеть бы им в Нюрнберге на одной скамье с нацистской камарильей, а не злорадствовать над побежденными (отнюдь не ими) выучениками в качестве судей. Там бы нашлось место и господину Трумэну, отдавшему приказ на совершение преступления века – бомбардировку и уничтожению в одну секунду почти полумиллиона японских граждан Хиросимы и Нагасаки. Оно превзошло по циничности и масштабу даже дрезденские крематории-душегубки. Сами исполнители сходили с ума, а вот с господина президента как с гуся вода. А ведь душегубки с автомобильными отработанными газами, которые американский обвинитель совал в нос в Нюрнберге нацистам, были уже просто устаревшей технологией убийства в сравнении с атомным оружием, примененным против гражданского населения. От стариков и младенцев даже пепла не оставалось, только тень на камнях, а оставшиеся в живых были обречены нести в себе язву разложения и мучительную смерть. Чудом уцелевшая девочка, выйдя из подвала, вместо родного города увидела дымящееся поле, а на его окраине каких-то людей в красных халатах. Приглядевшись, она упала в обморок: это оказались люди с полностью обожженной кожей. Вы не находите, господа, что в подобные халаты стоило бы одеть тех, кто приказал совершить это чудовищное, не имеющее исторического прецедента преступление? Аморальность этого преступления американской военщины усугубляется десятикратно тем, что чудовищное оружие применено к лицам, которых совершающие страшную казнь палачи даже не знают, без всякой санкции каких-либо органов, без разбора, скопом, просто так, как бы шутя.

Да, преступников юмор не покинул, и самая большая бомба, кстати, окропленная капелланом святой водицей, была в шутку названа «Толстяком» в честь Черчилля, у которого в «высших сферах» была кличка Толстяк. Для Трумэна же, обрекшего на смерть ради сугубо политических амбиций совершенно непричастных к его политике людей, из которых он ни одного не знал даже по имени, не мог им предъявить какое-то обвинение, были просто «жертвы войны». Правда, сам президент и его пропагандистский аппарат пытались объяснить это чудовищное злодеяние необходимостью сохранить жизни американских солдат. Хорошенькое и, главное, очень морально выдержанное объяснение.