Ей снился Вятко. Он шел к ней, протягивал руки. И вдруг скрылся в тумане. Странный тягучий, холодный туман, неестественно красного цвета. Он густел, обволакивал тело, ледяными иголками впивался под кожу. Словно вязкий кисель стекал по лицу, заползал в ноздри, застывал на губах. Кровь! Это была кровь! Она закричала. Из колышущихся багровых щупалец пробился голос Вятки: «Милавушка!» Она рванулаь на зов, вытянула вперед руки, ощупывая пространство. Ладони коснулись живой плоти. Нашла!

Но странное дело. В том месте, где должно быть лицо, ее пальцы ощутили чужую бугристую грудь. Огромную, мускулистую. А еще она ненароком коснулась какого-то предмета. Она напрягла глаза и вдруг в ужасе отшатнулась. На потертом кожаном ремешке висела золотая статуэтка Одина. А потом из тумана вынырнула страшная рыжебородая физиономия. Глянула на нее и глумливо подмигнула. И тогда Милава завыла. Громко надрывно, как десять лет назад.

– Гудрун, просыпайся!

Её настойчиво тормошили за плечо. Милава поднялась. По щекам обильно струился пот. «Как душно». Она задрала голову к потолку. «Конечно. Кто-то додумался закрыть дымогон. В помещении плавал сизый едкий дым.

Она взглянула на Тиру, пожилую сгорбленную рабыню.

– Что случилось?

– Гости! К хозяину приехали важные люди. Говорят, сам Тьёвди Красноголовый! Известный скальд! Разве ты никогда не слыхала про него?

– Нет. – равнодушно отозвалась Гудрун. Она размышляла, чтобы значил этот удивительный сон. Его необходимо разгадать.

– Хозяин велел одеть лучшие наряды и не забудь те бусы, что он подарил тебе два года назад.

Ничего удивительного. Магнус снова будет подкладывать ее гостям, как делал не единожды. После ночи проведенной с ней, многие желали выкупить ее у хозяина. Но Хромой заламывал такую цену, что покупатели сначала ошарашенно замирали, а потом начинали смеяться. Обычное дело. Викинги и щедрость – понятия не совместимые.

Во двор въехало десяток всадников. Впереди возвышался огромный детина в кольчужном доспехе. Низкорослая норвежская лошадь была ему явно мала. Ноги детины почти волочились по земле. Увидев хозяина, здоровяк издал волчий вой и легко спрыгнул на землю.

– Магнус! Старый пропойца! Как я рад видеть твою рожу!

– Тьёвди! Старый забияка! А я уж думал, франки нашинковали копьями твою шкуру!

– У них нет таких копий, чтобы пробить эту твердь!

Тъёвди стукнул кулачищем себя в грудь. Золотая статуэтка завертелась на кожаном шнурке, ослепительно сверкая на солнце.

Гудрун подавила в себе, рвавшийся наружу вопль. Теперь она знала, что означал её сон.

* * *

Тяжелые дубовые столы ломились от яств. Пиво и мёд текли рекой. А что еще нужно славным рубакам? Хорошая драка и шумная пирушка. Магнус Хромой взметнул вверх византийский кубок.

– Я хочу выпить за моего друга Тъёвди – хёвдинга! Тьёвди Красноголового! Тьёвди Скальда! Ближайшего друга самого конунга Рагнара Волосатые штаны!

Викинги заорали, засвистели, затопали ногами. Началось веселье. Здравицы сменяли друг друга со скоростью выпущенных хорошим лучником стрел. Девушки-трэли не успевали наполнять мгновенно пустеющие чаши и кубки. Слышался хохот, волчий вой и лай, вертящихся под ногами собак.

– Пусть скажет Тьёвди! – заорал младший сын Магнуса.

– Нет! – перебили его. – Тьёвди не говорит! Он поет! Он же скальд!

– Правильно! Пусть Красноголовый споет нам о последнем походе!

– Как велика была твоя добыча, воин?!

Тьёвди поднялся из-за стола, швырнул на пол недоеденную свиную ляжку и сказал:

– Я еще не сложил песню о нашем походе. Я сочиню её сейчас. И пусть боги помогут мне подобрать нужные слова.