Счастье переполняло их сердца.

Дед Микула каждый раз повторял Валую, что воин-хранитель обязан иметь потомство. А затем, хитро щуря глаз, добавлял, что Анюта сумела бы управиться и с десятком детей.

Вначале, Дмитрий только слушал его слова, убитый гибелью Насти. Но потом, со временем, он все чаще видел ее в образе Анюты. И пусть они совершенно были не похожи друг на друга, но сердце любило обеих, каждую по-своему. Но все же из двух образов в течение времени, стал рисоваться только один.

– Митрий, дед Микула хочет тебя видеть прямо сейчас. Сказал, что это очень важно и особенно для тебя.

– Иду, Анюта, – он встал, поцеловал ее и приобняв, увлек за собой.

Валуй вошел в чисто прибранную комнату. Дед Микула лежал на деревянной скамье, укрытый овчинными тулупами. Сморщенное, пожелтевшее лицо, окаймленное большой путаной бородой, с трудом повернулось в сторону вошедшего.

– Подойди, – прошептал он.

Дмитрий опустился на колени у постели больного.

– Ты давно вырос. Твой дух стал крепок, как и твое тело, мысли чисты и праведны. Мне больше нечему тебя учить. Там, в углу, на скамье, дощечки. Это «Книга Велеса», деяния наших предков, рядом золотой идол Перуна. Это твое отныне. Я получил это от своего учителя и передаю ученику. Так было и так будет вовеки веков. А теперь, ступай Стезей ПрАви, и помни о своем великом народе и его истинной, праведной вере.

Двоякие чувства обуревали душу воина. Боль утрат нескончаемой чередой тянулась за ним. И если бы не твердая вера в будущее, подаренная сразу несколькими людьми, то обстоятельства давно раздавили бы его.

Дмитрий стоял на пороге, сжимая в руках золотого идола и дощечки книги, и видел где-то вдали костры, пожарища, черный дым, перемешанный с человеческой кровью и голубые глаза бесконечности…

Дмитрий очнулся от легких прикосновений чьих-то прохладных, нежных рук и от капелек леденящей воды, стекавшей с лица под кольчугу.

Он открыл глаза и тупо, непонимающе стал смотреть в знакомое лицо незнакомой девушки. Его сознание в один момент оказалось загруженным массой различных событий, всплывающих целыми пластами. Битвы и поединки сменяли люди и образы, на смену которых вновь приходили войны и сражения. И вдруг, вспышка! Ночь, дорога, словно покрытая лаком столешница, и девушка в обгоревшем пуховике.

– Я вас знаю, – прошептал он. – Вы, та самая.

– Я не сомневалась, что Валуй меня узнает.

– Настя! Анастасия! – вскричал он и попытался подняться, но тут же острая боль в груди откинула назад.