Брошенный камень попал ей под лопатку.

Теперь Бодхи видел преследователей. Это были крестьяне.

Потрясая вилами, топорами и серпами,

они приближались к беженкам, застывшим от ужаса на месте.

Мелькнула тень.

Бодхи, держа посох наперевес,

стоял между крестьянами и женщинами.

На царевича неслась волна безумного гнева.

Залитые кровью глаза. Руки, покрытые ненавистью.

Желчные, орущие рты. Разум, кипящий от жары, злости, проклятий.

Мозг, сжигающий себя.

Царевич знал – слова здесь не нужны. Нужна сила. Нужна воля.

Мгновенно, в резком прыжке обезьяны Бодхи нанес страшный тычковый удар посохом в лоб кузнецу с молотом.

Обратным концом в развороте нанес сбивающие удары крестьянину с косой и топором.

Ударом кобры по коленям с нижней стойки он сбил еще двоих и в резком подъеме, стопой, в горло поразил самого горластого.

Бодхи презирал людей, говорящих грязные слова.

Презирал и уничтожал.

Бросив посох на землю, царевич встал в асану Золотой Мельницы и, находясь в центре озлобленной толпы, стал наносить страшные удары кулаком и прямой ладонью.

Прямой удар в голову толстому торговцу.

Удар локтем в легкие стоящему слева.

Удар ногой в низ живота стоящему справа.

И еще двойной удар ногами в прыжке и возвращающийся удар левой ладонью в печень и грудь.

Женщины в пыли, женщины в желтом зное, забыв обо всем, раскрыв рты смотрели, как хрипят, воют, скрежещут зубами, падают в пыль, как сгибаются от боли, летят, падают в ручей люди, потерявшие под ногами твердь, люди, ловящие руками Пустоту.

Бодхи посмотрел на беспощадное солнце, на убегающих крестьян, на растерянных женщин:

– Идите за мной. Через два дня будет город.

В ущелье Гаруда царевич, пройдя сквозь разломы горящих скал, вывел женщин к ледяному ключу, бьющему прямо из желто-красных камней.

Бодхи указал женщинам на вишневое дерево:

– Садитесь и ждите.

Поднявшись на террасу горы, пробираясь сквозь заросли спутанных сливовых и персиковых деревьев, царевич увидел под сандаловым деревом траву и корни, которые искал.

Через час женщины успокоились.

Суровый паломник угостил их дикими ягодами и особым кисло-сладким корнем, отчего страх исчез.

Затем они попили молока кокосового ореха.

Омыв руки и лицо в ледяной воде горного ручья, Бодхи сказал:

– Пусть молодая мать съест вот этот корень. Он дает силу грудному молоку.

В путь мы отправимся рано утром.

Наступил долгожданный вечер.

В ущелье пришла прохлада.

Молодая мать кормила грудью годовалого мальчика.

Бодхи слушал женщину в розовом сари:

– Мы девадаси – божьи служанки.

Мы обвенчаны с Божеством храма, но знай, путник, мы продаем тело, но не продаем Душу.

Боги живут в наших Душах.

– Отчего вы бежите?

– Раджа из Кералы хочет сделать мою дочь своей наложницей, а ее сына – рабом. Он украл нас из храма, но нам удалось бежать.

В городе, в стране вакатаков, есть храм Бога Шивы, там нас ждут. Я родом из Пратиштханы, что в горах Аджанты, между Кришной и Нормадой.

Бодхи молчал. Замолчала и женщина.

Царевич развел костер.

После ужина Радха уложила мальчика спать.

Его положили на мягкую, бархатную траву, покрытую шерстяным платком с гор Кашмира.

Затем Мина вытащила из сумы маленький продольный барабан – табла и сделала особый знак дочери.

На поляне, освещенной громадной желтой луной, стояла Радха, дочь Мины.

Она сняла с себя широкую юбку и сари.

В широких, прозрачных штанах, в коротком лифе-чоли, открывающем живот, Радха стояла ровно и легко в асане Пальмы, сложив руки на груди в намастэ.

Гибкое, сильное тело Радхи излучало свет Весны.

Тонкая талия, широкие бедра, грудь, полная молока —

все в ней было пронзительно притягательным,

пахнувшим землей марта, любовью,