– Один к тысяче? Хм-м, «идеальнейшее» соотношение перед боем! В мою лейтенантскую бытность, командование даже штрафников отказывалось бросать в прорыв при таком чудовищном раскладе…

Наконец его глаза осознанно блеснули, и капитан выдал на-гора свое заключение:

– Ваш план компании никуда не годен!

– Это еще почему?! – теперь уже было впору прикуривать от самого кристалла, настолько тот оказался возмущен заявлением Константина.

– Да потому что его составляли дилетанты, ничего не смыслящие в военном деле.

– Этот вопрос даже не обсуждается! Вы будите действовать по нашему алгоритму. Других солдат мы вам предложить не можем.

– Тогда, уважаемый Оракул, принести мне веревку мыло и табурет.

– Зачем?

– Желаю повеситься. Потому что это самый оптимальный выход из создавшейся ситуации.

– Капитан!!!

– Рядовой, соблюдайте субординацию. Солдату не положено повышать голос на командира! Орать и брызгать слюной имею право здесь только я. Вы же обязаны при этом лишь утираться и благодарить. Так что лучше всего – отключитесь на пять минут и чуток охладите свои микросхемы.

– Я вижу, что у вас накопились к нам претензии? – через некоторое время вкрадчивым голосом осведомился искусственный интеллект, по всей видимости, вняв совету своего бывалого начальника.

– У меня их воз и большущая тележка.

– Вот и выкладывайте их по существу. Да! И прекратите корчить из себя всезнайку.

– Ого! А мы еще, оказывается, и грубить умеем? – азартно хохотнул Ярославцев и решил, что настал самый подходящий момент вывести «валявшего Ваньку» Оракула на чистую воду.

«Темнишь ты братишка по поводу собственной персоны! Нутром чувствую, ой, как темнишь», – хищно сузил глаза капитан, но вслух не стал высказывать своих предположений и начал «обхаживать клиента» издалека.

– По существу, так по существу. Но может для начала, выясним, зачем твои создатели напичкали тебя столь несвойственными для обычного компьютера, функциями.

– Какими? – оторопел тот.

– Ну, типа: чувства, переживания, эмоции.

– Я не имею права об этом говорить. – Собеседник, словно опытный урка, тут же пошел в глухой отказ.

– Что ж, хозяин – барин. – Не стал настаивать Константин. – Но мне, почему-то кажется, что ты вовсе не электронно-вычислительная машина, а душа какого-то величайшего гения, заключенного в кристаллическую матрицу. Признайся ведь, рискнул, позарившись на бессмертие, а теперь оно тебе и даром не нужно? Врос здесь навечно, как замшелый пенек в дремучем лесу и, страдая от вынужденного одиночества, ждешь когда, какой ни будь, заблудившийся грибник притулит на тебя свою задницу.

– Вы несете какую-то чушь!

– Э, нет, батенька! Я даже готов подписаться под каждым своим словом, потому как уже имел неосторожность встретить примерно такого же, как и ты, субчика-голубчика, только вот немного ранее. И не надо «бычиться», ведь меня сейчас совершенно не интересует, по собственной воле ты обрек себя на это вечное забвение, или же тебя кто-то заставил? Но самый главный вопрос, который я вправе задать тебе сейчас: «А можем ли мы доверять друг, другу?». И, поверь мне, он далеко не праздный, потому как нам, за эти две недели, предстоит решить весьма и весьма неподъемную задачу. Она, конечно же, выполнима! Но только при условии если мы станем дудеть в одну дуду, причем без оглядки на то, что кто-то очень некрасиво подвел нас под монастырь.

– Ярославцев, вы пугаете меня не только своим неуемным красноречием, но и какой-то болезненной настойчивостью в достижении цели. Ваше стремление, во что бы то ни стало помочь нам, вызывают у меня обоснованное подозрение.